Мобильный всеядный экструдер перерабатывает отходы в качественные корма. Идея была в том, чтобы решить вопрос утилизации санкционки и просрочки, которая сейчас неведомым образом «исчезает».
Коркинское предприятие «Биоэнергия» (Челябинская область) занимается изобретениями в сфере сельского хозяйства: разрабатывает и создает машины для создания альтернативных кормов. Как зарабатывать на изобретательстве в провинции без помощи государства, в интервью CHEL.DK.RU рассказал Олег Красильников, директор «Биоэнергии».
Как возникла идея открытия собственного бизнеса?
— До «Биоэнергии» я работал на птицефабрике начальником кормоцеха. Попал в больницу. Обычный аппендицит — шесть операций. Еле живой выполз, хотя, как думал, был совершенно здоровым человеком. Но работа в кормоцехе — это всякая химия, добавки и прочее. Иммунная система просто рухнула. Доктор сказал: «Хочешь жить — не подходи даже к птицефабрике».
Куда деваться-то? 90-е годы. На рынок, торговать китайскими кроссовками? Единственное, что умел — производить корма, в эту сферу и пошел. Не от хорошей жизни.
Разработки — это дорого. С чего вы начинали?
— Разработал рецептуру отличного сухого корма для пушных зверей: норок, песцов, хорьков. Стали кормить зверохозяйства на большой территории: Курганская область, Ханты-Мансийск, Башкирия, Татарстан, дошли даже до Волгограда. Но потом на рынок зашли китайцы с дешевым и крайне некачественным мехом, и все отечественное звероводство рухнуло.
На пушных зверях мы заработали стартовый капитал. А потом взялись изобретать технику для фермерских хозяйств. Не копируем чужие разработки, создаем уникальную технику, и за счет этого нет конкурентов.
В сельском хозяйстве работать необычайно сложно, это традиционно беднейшая отрасль. В Челябинской области было 26 сельхозтехник, практически в каждом районном центре. Сейчас все они разорены. Помимо сельхозтеники был завод «Ремдеталь» на Смолино, у которого было 70 филиалов. Сейчас ни завода, ни одного филиала, и сельхозтехника осталась одна-единственная — в Варне. Остальное разворовано, разграблено, отправлено на металлолом.
Почему предприятие находится в Коркино?
— Я работал и жил здесь 25 лет на птицефабрике. Когда все создавалось, здесь у меня был дом. Сейчас уже живу в Челябинске, но вот так вот получилось.
В пригороде проще. Нормальные отношения в банке и в администрации, как-то все дружественно. В Челябинске не так. Все-таки в маленьких городах люди немножко другие. Скажем откровенно: здесь и уровень зарплат ниже — стоимость производства техники, соответственно, тоже снижается. Сначала разрабатываем проект, рисуем чертежи. В Челябинске на лазере делают нарезку, а здесь уже собираем, красим, испытываем.
Сколько человек занимается непосредственно изобретательством?
— Да, наверное, все сотрудники. Я, конечно, генератор идей, но если разрабатываем новый механизм, то приходится шевелить мозгами не только инженерам, но и сварщикам, токарям, слесарям.
Как изобретаете?
— По ночам и с авантюризмом. В изобретательстве без здорового авантюризма, наверное, не выжить.
У каждого изобретения есть три фазы. Первая: «Да ну, этого быть не может никогда! Бросьте, мы взрослые люди, все понимаем». Вторая: «Ну-ну! Пусть попробует, соплей на кулак намотает» Третья: «Ха, а чего здесь особенного? Тоже мне изобретатель».
Я уже привык, и, в общем-то, научился не реагировать на все это. Нравится афоризм: «Если слушать сомневающихся, то невозможным становится все».
Как вы придумываете, что изобрести?
— Наверно, помогает наблюдательность и любознательность. Все изобретения рождаются странным образом, случайно. Однажды я случайно в мощный вентилятор бросил камешек, и он разлетелся в пудру. Я подумал: «А почему нельзя дробить таким способом?» — и появилась дробилка. Если я вижу, что есть проблема, начинаю о ней думать, и рано или поздно что-то мне подсказывает.
Еще одна особенность: чтобы создать машину, я закрываю глаза, и передо мной идет мультфильм. Я смотрю его спокойно — хлоп! — и машина ломается. И я вижу, где. Опять начинаю мультфильм смотреть, и потом, когда машина начинает красиво работать в мыслях, она и в реальности начинает работать. А до этого — нет. Поэтому особых хлопот из-за изобретательства не возникает.
Фундаментальных знаний для изобретательства не нужно. Нужна общая эрудиция. В башку надо наталкивать все, что видишь, слышишь, о чем читаешь. Потом оно стрельнет, а детали заказать можно в интернете, это мелочь. А глубинных, фундаментальных знаний у меня и не было никогда.
У меня голова троечника, не отличника. Я очень плохо учился в институте, не раз висела реальная угроза отчисления, поэтому на сессиях приходилось выкручиваться. Этот навык очень сильно пригодился в изобретательстве. На пятом курсе любимый преподаватель предложил мне место аспиранта на кафедре. Сначала я думал, что он шутит, а он ответил, что у меня особый склад инженерного мышления.
Поэтому и машины получаются простые и дешевые?
— В общем-то, да. Мы работаем на фермера и на сельское хозяйство, тут квантовой механики не надо.
Возьмем камышекосилку. У единственно выпускаемой в стране камышекосилки сзади мощный мотор, она упирается в камыш и косит его. Дорого, медленно, неэффективно. Однажды я в озере плавал, а там камышом берег зарос, я ускорил темп, на брас перешел: чувствую, в голове что-то есть, но не могу ухватить. И только через несколько дней до меня дошло: вот он, принцип движения камышекосилки. Режущие органы и должны двигать агрегат за счёт самого камыша.
Есть ощущение, что если машина простая, то ее уже где-то изобрели. А вы тут, в Коркино, утверждаете, что изобретаете что-то первым в мире. Почему вы становитесь первыми, хотя, казалось бы, ничего суперсложного тут нет?
— Есть фраза: «Единственное изобретение человечества за всю его историю — винт Архимеда. Все остальное — его вариации». Конечно, я не сомневаюсь, что где-то когда-то кто-то это уже делал, но в нашей стране научная мысль остановилась, наверное, лет 20 назад.
Изобретать легко! На пустом месте изобретать, когда никто ничего не изобретает, очень просто. Что бы ни сделал — все будет изобретением, новацией.
Почему так? У меня есть альбом с изобретениями челябинской агроинженерной академии. Смотрите, здесь я фломастером пометил механизмы и технологии, дошедшие до внедрения. Внедрения нет, внедрено, внедрения нет, нет, нет, нет, нет, внедрена одна штука, внедрения нет… Кому нужна такая наука? При советской власти половина НИОКРов — впустую. Считалось, что отрицательный результат — это тоже результат. А сейчас просто ничего не делается, так что даже гипотетически возникнуть не способна какая-то новация.
А частный бизнес не может позволить себе роскошь разрабатывать что-то без дальнейшего внедрения. Кто заплатит за разработку? Да никто! Мы можем делать только живые, работоспособные механизмы, а не вот эти мертвые, которые никому не нужны. Поэтому фантазии, которые нам не по зубам, сразу отметаем. Потому что финансово не вытянем.
Иногда мы создаем что-то на бумаге — и продаем это. Так, к примеру, получился «Монгол-Волосян». Монголы обратились: «Надо сделать машину, которая шкуру очищает от волосьев». Мы сказали: «О, у нас есть такая машина!» Хотя ее даже на бумаге тогда не было. Монголы заплатили деньги, и мы давай изобретать. И так думали, и эдак: шесть вариантов разных получилось. И в конечном итоге все, кстати, прекрасно работает.
Если беремся за какую-то идею, мы всегда ее решаем. Пусть не с первого раза, пусть не со второго. У меня номер телефона не меняется уже с 1995 года. Ни от кого не прячусь, никого не обманул — и это тоже показатель.
Как устроена экономическая модель? Вы получаете заказы, изобретаете машины и продаете их?
— Да, на складе ничего нет, ни одной техники, потому что все делаем только под заказ.
А если, например, появляется перспективная идея? Вы сначала обсуждаете ее с кем-то, кому она может быть интересна?
— Совершенно верно. Узнаем о проблеме, начинаем ее изучать, обсуждать, искать заказчика. Если есть встречный интерес, обозначаем стоимость разработки и сроки.
У нас машины примитивные, но работающие. Цены у агрегатов ниже любых импортных аналогов. Нет денег у крестьянина. Все, что больше 100 тыс. руб., — просто фантастические деньги.
Вам что-нибудь дают патенты?
— Нет, ничего. В нашей стране не существует системы защиты интеллектуальных прав в сфере изобретений. У меня 15 патентов, и я очень сожалею, что потратил деньги на их оформление. Это очень дорого. За каждый патент я должен каждый год платить пошлину.
За свое же изобретение я должен 20 лет платить государству, а оно никакой ответственности не несет и никак мою интеллектуальную собственность не защищает.
Можете рассказать об истории изобретения экструдера «Шмель»?
— Еду в машине, слушаю новости по радио. Отчитываются: уничтожили санкционных продуктов на $29 млн. Это же просто безнравственно: страна в нищете, кормов нет. Но подходящих технологий для переработки нет: а вдруг продукты ядовитые?
Да что ты будешь делать! Создали мобильный и всеядный экструдер. Он может перерабатывать отходы в высококачественные корма для животных. Идея была в том, чтобы в масштабах страны решить вопрос утилизации не только санкционки, но и просрочки. Начал по просрочке выяснять: оказывается, сейчас она неведомым образом «исчезает», а при расспросах заведующие сетевых магазинов убегают от меня зигзагами между полками с криками: «Я вам ничего не скажу, меня уволят!»
Недавно читаю заметку. Наши отважные таможенники с не менее отважными пограничниками задержали на Троицком таможенном переходе три тонны персиков. Перевезли их почему-то в Увелку и героически бульдозером превратили все это в кашу. Вот и все. Для чего мы машину сделали? Хотели стране помочь. А стране это не надо.
Значит, будем продавать в Монголию, Узбекистан, Казахстан. Сейчас идут переговоры даже с Бангладешем через московских посредников. Так что «Шмель» найдет применение, но, к сожалению, не в нашей стране и не в нашей области. Ответ один всегда: «Нет денег». Отечественные технологии интереса у чиновников не вызывают никакого.
Вот, к примеру, этим летом в области объявили ЧС по засухе. Все сгорело, кормов не будет. Мы министерству уже показали, что в условиях засухи и голода делаем альтернативные корма. Из ничего. Из хвои, из просроченных и санкционных продуктов, из сапропеля озерного, из бумаги, из соломы, из токсичного зернофуража, из отходов рыбы. Но, складывается ощущение, никому из чиновников это неинтересно. Мы просто-напросто в интернете поместим информацию, как делаем всегда. И пойдут заявки: из Архангельска, из Хабаровска, из Владивостока, из Казахстана, из Монголии. Откуда угодно, только не из Челябинска. А у нас вырежут просто половину поголовья и разорится много фермеров.
За 25 лет существования «Биоэнергии» вы получали хоть какую-то помощь от государства?
— Упаси бог! Ни разу, никогда. В 2015 г. на выставке «Золотая осень» в Москве показывали наш мобильный кормоцех. Дмитрию Анатольевичу Медведеву он очень понравился, пообещал грант 28 млн руб., еще много чего обещал. Обманул по всем пунктам.
Однажды со Сколково приехали ребята, энергичные, молодые, хорошие. Предложили серьезные деньги на развитие новых технологий. Сколково же, Силиконовая долина России! Я даже немножко обрадовался: 8 млн руб., шутка ли. Потом выяснилось: чтоб получить восемь миллионов, два я им должен отдать сразу. Пойти в банк, взять кредит, ребятушкам этим отдать за их «работу». А потом мне, вероятно, дадут восемь. А, может, и нет. Я, естественно, отказался от такого гранта. Чтобы его получить, надо идти в банк за кредитом. Странно звучит, да?
Иван Стуков