«Лет пять назад «молодой кинематографист» звучало как приговор. Ситуация круто изменилась»

Продюсер и режиссёр Кирилл Алёхин за последние пять лет снял несколько ярких проектов — веб-сериалов, короткометражных фильмов и документальных альманахов. В интервью DK.RU Кирилл Алёхин рассказал о том, как молодые российские кинематографисты вылезли из песочницы, почему показ фокус-группе не гарантирует зрительского успеха, а государственное финансирование дает большую творческую свободу, чем сотрудничество с телеканалами и платформами, а также о ренессансе документального кино и культуре отмены.

В кино приходят по-разному. Как началась твоя история?

— Всё детство, которое пришлось на начало 90-х, я пропадал в видеосалонах. Ближайший был на Арбате, но там было дорого — рубль за сеанс. Каждое лето ездил к бабушке в Туапсе: в поезде был отдельный вагон-видеозал, где сутками крутили американские и азиатские боевики. Я смотрел всё подряд. Первые карманные деньги спускал на «Горбушке» — был в Москве такой культовый рынок пиратского видео. Это всякий раз была лотерея: на наклейке — два названия, в скобках жанр — боевик или комедия. И тебе ещё повезло, если второй фильм на кассете записан полностью.

Лет в пятнадцать начал писать обзоры видеоигр (это второе моё большое хобби). Их печатали в журналах, платили неплохие гонорары. Но в какой-то момент мне всё это надоело. К тому моменту я уже был PR-менеджером студии «Акелла», которая разрабатывала крутейшие игры. 1 января 2002 года уволился «в никуда». На три месяца денег хватило, потом задумался: «А чем, собственно, хочу заниматься?»

В багаже были насмотренность, любовь к видеоиграм и какой-никакой опыт в журналистике. И я разослал письма во все интернет-газеты, как это в то время называлось, которые писали о кино. Их было немного, потому что в начале 2000-х Рунет был в десятки раз меньше, чем сейчас. Мне ответили из редакции Утро.ру — жёлтого «боевого листка». Заказали рецензию на фильм «Человек-паук», которую выпустили под заголовком «Провал мутанта-импотента». С этого яркого момента и началась моя карьера критика. Уже через пару месяцев я стал редактором лучшего на тот момент журнала о кино Premier и следующие десять лет работал кинокритиком, потихоньку изживая синдром самозванца. Меня пригласили на новую киностудию ГЛАВКИНО, и я пять лет строил вокруг студии хорошую репутацию.

А в очередное 1 января, но уже 2015 года, проснулся на острове где-то в Индонезии и решил, что хочу сам снимать кино. Вернулся в Россию, сделал сайт на WordPress. Стал выкладывать интервью с молодыми кинематографистами, которые только начинали творческий путь. Сайт быстро превратился в кинокомпанию Life Is Short. На очередном питчинге дебютантов меня познакомили с молодым режиссёром, у которого на тот момент в бэкграунде была всего одна короткометражка. «А я — продюсер», — протянул руку я, чувствуя себя абсолютным аферистом.

За следующие полгода, в режиме подвига, мы сняли комедию «Петух», которая еще пару лет собирала призы по всему миру. Режиссёром этим был Алексей Нужный, сегодня — суперзвезда российского кино, снявший уже десяток блокбастеров. А я действительно стал продюсером. Снимаю короткометражные фильмы, рекламу, документальные и игровые сериалы, интерактивное кино — словом, пробую всё новое, потому что это по-прежнему зона приключений.

В одном из интервью ты сравнил современного зрителя с перекормленным удавом. Чем сегодня его можно удивить, зацепить его внимание?

— У нас постоянно растёт толерантность — к насилию, сексу, грубости, нежности. То, что встряхнуло однажды, в следующий раз уже глубоко не затронет. На мой взгляд, лучший путь — снимать предельно личные истории. Всё, что я делаю в последние года два-три, — это чуть ли не автобиография. Сериал «Естественный отбор» про 30-летнюю девушку, которая ходит на свидания и ищет пару, потому что общество твердит: «Пора, часики-то тикают» — это история про меня, просто гендерно развёрнутая.

То есть это не классический подход, когда проводится маркетинговое исследование интересов и запросов аудитории, собирается фокус-группа?

— Я долго работал в маркетинге и не раз видел, как прекрасные проекты губит попытка подчинить вдохновение алгоритмам. На моих глазах хороший фильм умер, потому что его показали фокус-группе. Представьте: кинозал, в креслах — люди от двенадцати до шестидесяти, все аудиторные срезы. У каждого зрителя тумблер, который можно выкручивать в ту или иную сторону в зависимости от того, насколько нравится сцена. В итоге фильм перемонтировали с учетом усреднённых пожеланий зрителей — так, чтобы всё в нем нравилось всем. Смотреть это стало решительно невозможно и фильм провалился в прокате.

Конечно, как продюсер и режиссёр я должен заглядывать в будущее. Года на два вперёд — это средний срок производства фильма, от идеи и поиска финансирования до съёмок и монтажа. Но всё, на что действительно стоит опираться, — твой багаж, насмотренность и понимание текущей повестки. Поэтому я каждый день по часу читаю новости и по пять часов смотрю сериалы. Можно попытаться искусственно сконструировать что-то под запрос некой воображаемой аудитории. Например, снять российскую сказку в диснеевских традициях — и зритель пойдёт, потому что это блокбастер, и в нём ты деньгами рисуешь по экрану.

Но если бюджет маленький, нужно придумать что-то уникальное, что заменит спецэффекты. А что может быть более уникальным, чем ты сам и твой жизненный опыт?

Сериал «Изи катка» — тоже личная история, дань детскому увлечению видеоиграми?

— Я и сейчас геймер. В детстве на этой почве у меня были вечные конфликты с родителями, которые считали, что компьютеры жрут время, а я должен получить нормальную профессию — например, электрика. Доходило до скандалов, я хлопал дверями и уходил из дома. И только спустя лет 10-15 игры из маргинального хобби превратились в социально приемлемый вид досуга, а сейчас и вовсе стали мейнстримом.

В кинокомпании Life Is Short мы снимаем преимущественно комедии, потому что я сам люблю посмеяться. Но также мы снимаем достаточно много документальных фильмов про геймеров и киберспортсменов, ведём спортивные трансляции с турниров по киберспорту… Стало понятно, что пора выделять это в отдельное направление. И мы открыли отдельную кинокомпанию letsplay.team, которая, наверное, единственная не только в стране, но и в Европе специализируется на фильмах об игровой индустрии. Этим летом снимаем документальный сериал «Мишки на сервере» про историю российского киберспорта.

С какими, может быть, не самыми очевидными проблемами сегодня сталкиваются молодые кинематографисты?

— Еще лет пять-семь назад проблема была одна: молодые кинематографисты в России были никому не нужны. Ни зрителю, ни прокатным компаниям, ни телеканалам. Конечно, кинокомпании всегда ищут новую кровь, но гораздо спокойнее выйти на площадку с проверенной командой, потому что съёмки — это всегда экстремальные ситуации. Так что «молодой кинематографист» звучало как ругательство или приговор. Сегодня ситуация круто изменилась. Дебютант, открывший свою компанию, крошечную, незаметную, может снимать то, что ему действительно интересно. Потому что государство стало вкладываться в развитие креативных индустрий. В стартапы — в том числе, культурные. В молодых авторов. Время, в которое мы живём, довольно нервное. Но с другой стороны, это время возможностей. Я пока и сам не понимаю, что перевешивает.

 

Получение государственного гранта на съёмки ставит в жёсткие рамки по выбору тем, тональности?

— Веб-сериал о свиданиях «Естественный отбор» я носил по рынку года три. Показывал платформам, студиям и получал обратную связь: «Неплохо, снимите пилот, мы посмотрим и подумаем». При этом все давали комментарии. К примеру, на полном серьёзе настаивали, чтобы у главной героини был пятый размер груди — якобы без этого комедии не получится.

Опыт работы с ИРИ (Институтом развития интернета — Прим. ред.) удивителен в том смысле, что комментариев не было. Полная свобода творчества. В то же время это большая ответственность.

Поддержка государства — это не грант, а контракт. Обязательства, дедлайны, отчетность, штрафы. Начался ковид, всё подорожало, кто-то уехал из страны? Это твои проблемы. Ты должен выпустить фильм. И ты принимаешь не только финансовые, но и репутационные риски. Если один раз сел в лужу, второго шанса не будет.

Когда сериал снимается в сотрудничестве с крупным индустриальным партнёром — платформой или каналом, скорее всего, в случае форс-мажора можно договориться. Попросить больше времени на съёмки или увеличить бюджет, чтобы хеджировать риски. Платформы идут навстречу — это нормальная практика. Но при таком раскладе надо мной стояло бы три-пять креативных продюсеров, и мнение каждого из них было бы решающим.

По ощущениям, внезапно наступил некий ренессанс документалистики, с чем это связано?

— Возрождение документального кино связано с двумя моментами. Мы переселились в документальную реальность, где все стримят в режиме реального времени. А второй — это гиперусилия, которые предпринял Netflix, когда несколько лет назад начал снимать документалки с бюджетами, сопоставимыми с игровым кино. Такого не делал никто, разве что ВВС. Поскольку Netflix остаётся законодателем мод, все стали подражать и запускать собственные проекты. Ещё сыграл экономический фактор: документальное кино дешевле игрового — в пять-десять раз. А платформам нужен поток контента. Выпускать каждую неделю блокбастер или ААА-проект невозможно, и документальное кино — это такая палочка-выручалочка.

В феврале, когда началась спецоперация, мы сделали неочевидный шаг: вместо того, чтобы снимать деньги, паниковать и искать загранпаспорт, я залез на «Авито» и купил комплект техники, который закрывает все задачи по документальному кино. Теперь рядом лежат чемодан и рюкзак с оборудованием: в любой момент можно открыть и снять качественное кино, которое не стыдно показывать на любой платформе.

Изменения, связанные с уходом западных платформ и кинокомпаний с российского рынка, — шанс для российских кинематографистов?

— Знал бы я ответ! В марте практически до нуля схлопнулся рекламный рынок. Он был сателлитом киноиндустрии: кинематографисты в перерывах между съёмками «для вечности» фигачат рекламу, чтобы зарабатывать деньги. В том числе — на следующие фильмы. Так что доходы студий резко упали. Ещё один важный структурный сдвиг: интернет-кинотеатры начали объединяться. В последние годы рынок только рос, расходы на производство сериалов в России заметно превышали доходы от них. Этой весной начались слияния и поглощения. Пока больших, знаковых сделок не было, но переговоры, по слухам, ведутся, и возможно, из десятка крупных платформ через год останется половина. Значит, будет меньше оригинального кино.

Какие шансы российским кинематографистам дает отмена проката американского и европейского кино? Если подходить формально, то огромные.

Но в моём понимании, это грусть и тоска, потому что, когда ты конкурируешь с лучшими, ты сам растёшь. Когда соревнуешься за два часа в прайм-тайм с «Игрой престолов», но у тебя бюджет всего сериала — как на тридцать секунд фэнтези, это вызов. Надеюсь, что по каналам параллельного импорта до отечественного зрителя доберется лучшее американское и европейское кино.

Сильно отечественная киноиндустрия была ориентирована на мировой рынок?

— Конечно. В 2020-2021 гг. российские сериалы буквально ворвались на мировую арену. Десятки наших сериалов были лицензированы международными платформами, у них были отличные рейтинги, а это новая потенциальная статья доходов, которую можно закладывать в бизнес-модели следующих проектов. Больше аудитория — больше шансов вернуть инвестиции. Тот же Netflix запустил чуть ли не с десяток собственных проектов в России. Всё это схлопнулось буквально за несколько дней.

Мы снимаем маленькое кино — веб-сериалы с микробюджетами, некоммерческий формат, который экспортировать по умолчанию сложно. Не Marvel. Нам нечем удивить зрителя, кроме самих историй. А они состоят практически из одних только разговоров и шуток, которые ещё попробуй переведи. Тем не менее, в июне «Естественный отбор» вышел в Бельгии на видеосервисе Streamz, что я считаю большой победой: шутка ли — стоять рядом с сериалами HBO? Но это исключительный пример. В основном марте-апреле уже подписанные контракты резко застопорились: все ждут, пока уляжется.

Так что, возможно, главным заказчиком кино и сериалов в России в ближайшие годы будет государство. При этом государство не стало биться за кинопрокат и это, скорее всего, приведёт к закрытию более половины кинотеатров в стране.

Но подавляющее большинство зрителей и так смотрело фильмы с экрана ноутбука, и кинопроизводители уже учитывали этот факт.

Давай немного поговорим об фестивальной истории: предполагаю, что там еще сильнее, чем в прокатной истории, чувствуется культура отмены? Так или это, и сколько, по твоим предположениям, это продлится?

— Когда-то фестивали были мощным инструментом продвижения фильма и в целом нетворкинга. Но сегодня это показы для узкой аудитории ценителей. Есть несколько фестивалей «А-класса»: Берлин, Канны, Венеция, Санденс. Все остальные просто почесывают твоё режиссерско-продюсерское эго. Я видел фильмы, которые начинаются с трех-четырех экранов, плотно заполненных «венками», потому что проехали по сотням фестивалей — и что? Прокатному и зрительскому успеху фильма это никак не способствовало.

Раньше путь авторского кино выглядел примерно так: ты год показывал кино только на фестивалях в надежде на положительную критику. Потом — прокат в кинотеатрах. И только через два-три года выкладывал в интернет. Сегодня мы показываем фильм на одном фестивале — любом! — и сразу же отправляем в онлайн, потому что держать фильм на полке два-три года — самоубийство.

В этом году с сериалом «Естественный отбор» мы попали в конкурс трёх крупных фестивалей — в Южной Корее, США, а в Аргентине даже взяли приз за лучшую женскую роль. То, что мы делаем, настолько аполитичное и кросс-культурное, что мы вообще не рифмуемся с новостной повесткой — может быть, это и спасает.

Новые технологии изменят кино?

— На самом деле почти все технологии, которые считаются новыми, совсем не новы. Они развиваются по спирали, раз за разом возвращаясь в чуть измененном виде. Когда я был пацаном, в кинотеатре «Октябрь» иногда показывали стереоскопическое кино — прообраз современного 3D, который спустя десятилетия взорвался «Аватаром». Сейчас этот тренд снова сошёл на нет. Пики случаются примерно каждые 15-20 лет.

В 2017 году мы сняли первый в России короткометражный игровой фильм с VR-технологиями, и оказалось, что пока VR-кино не может конкурировать с настоящим. Проблема в самом зрителе, который всё время потрясённо вертит головой во все стороны, вместо того, чтобы следить за сюжетно значимыми событиями. Плюс VR пока не массовое искусство из-за сложного оборудования для подключения. VR-кино живет в двух ипостасях: образовательные проекты и документальное кино.

Та же история и с интерактивным кино, которое пытается срастить кинематограф с играми. В начале двухтысячных в США запустили сеть экспериментальных кинотеатров: зрители прямо во время сеанса могли нажать на кнопку и выбрать, как завершится та или иная сцена. И проект довольно быстро схлопнулся.

Потому что зритель не хочет выбирать: он приходит в кино за эмоциями — и ждёт, что их подадут на блюдечке. Всё, что появляется на стыке кино и игр, пока не слишком жизнеспособно.

Во что я действительно верю, так это AR — дополненную реальность. Эта технология необременительная и есть буквально у каждого в кармане — в смартфоне. Всё, что нужно — просто навести камеру и что-то узнать про улицу, изображение, собеседника. Всё, что просто, — выживает и развивается, всё, что сложно, — отмирает.

Ранее на эту тему: «Чтобы заниматься кино, необязательно переезжать в Москву», — Дмитрий Табарчук