Меню

Мир лихорадит, а нам комфортно

Максим Сапронов, историкДвижение «Захвати Уолл-стрит», начавшееся в США, как известно, поддержали многие страны. В России, кроме разовых акций с несколькими случайными участниками, движение поддерж

Максим Сапронов, историкДвижение «Захвати Уолл-стрит», начавшееся в США, как известно, поддержали многие страны. В России, кроме разовых акций с несколькими случайными участниками, движение поддержки не нашло. Это отнюдь не значит, что на Западе экономика гниет, люди загибаются от голода, ежеминутно происходят финансовые преступления, а у нас все отлично и беспокоиться не о чем. Акции социального протеста в таком масштабе не проходят у нас потому, что мы к таким формам проявления активности не привыкли. Русский человек исторически аполитичен.
Если заглянуть в историю России, то можно по пальцам пересчитать крупные социально-политические движения: Пугачев, Разин, пара революций... Жалкое по сравнению с Европой количество протестов объясняется не происками властей — сам народ не хочет принимать в них участие. Напротив, вся история западной демократии — это борьба различных слоев населения за свои права. Они там «спят и видят», как бы выйти на улицу с плакатом, а если удастся, то и с коктейлем Молотова.
Причины нашей низкой политической активности обусловлены в том числе исторически. Можно обозначить ряд факторов, повлиявших на складывание подобной ситуации. И один из них — геополитический. Огромные размеры территории давили на русского человека. Он тратил много сил на освоение этих земель, и ни на что другое их уже не оставалось. Одной из главнейших составляющих политической культуры и демократии является умение договориться, или, как любил выражаться Михаил Горбачев, «прийти к консенсусу». Давление пространств сформировало у нас, по мнению Николая Бердяева, абсолютистский взгляд на мир и стремление к «свободе от активности»: русский принимает либо полную свободу, либо безоговорочное подчинение. У нашего человека нет понимания «золотой середины» и стремления к диалогу. Если уж и быть рабом, то на все сто процентов.
Свою роль сыграло, по выражению Сергея Соловьева, «господство дерева». На западе дома и целые городские комплексы строились из камня, что давало проживавшим в них людям ощущение безопасности. Находясь за неприступными стенами, рыцарь мог диктовать условия своему сеньору и требовать, к примеру, пересмотра вассального договора. И тому не оставалось ничего, кроме как принять их: он физически не мог достать подданного и «настучать ему по голове». Русские деревянные дома безопасности не сулили, и народ предпочитал искать защиту у власти, подчиняясь ей беспрекословно. Диалог общества и правителя строился таким образом: «Мы не будем обсуждать твои действия, делай что хочешь, главное — защити нас».
Кроме того, всегда было легче сбежать, чем бороться. Когда на человека оказывалось давление, перед ним открывались две дороги: либо отстаивать свои права, подвергаясь опасности, либо уходить в лес. Нормальный, здравомыслящий человек выберет второй вариант. Тысячу лет шло освоение российских территорий — это было время, когда народ бежал от собственной власти и от политической активности.
Еще одна немаловажная деталь — индивидуальное ощущение комфорта. Состояние, когда человек меньше всего восприимчив к раздражителям окружающей среды, достигается у всех по-разному. Для бомжа, к примеру, ощущения комфорта — это когда он нашел недопитую бутылку пива и теплый угол.
Человек поддержит политические акции протеста лишь тогда, когда его выбьют из привычной колеи. Исторически сложилось так, что власть и общество в России долгое время развивались параллельными курсами: власть не лезла глубоко в повседневную жизнь человека, человек не лез в политику. Запад может долго сокрушаться по поводу пресловутой «холопской терпимости» русского народа и нежелания выступить с активной критикой существующих порядков. Но для России это привычная ситуация: пока мы себя чувствуем более-менее комфортно, а власть обеспечивает эту комфортность, незачем лезть на баррикады.
Сравните 90-е годы и сегодняшние дни. Тогда был полный бардак во всем. На международной арене о нас вытирали ноги, экономика загибалась, а на улице безнаказанно расстреливали людей. Потом человека словно вытащили из бочки с навозом. Да, снаружи не все идеально: неприятно пахнет и мухи летают. Но без шероховатостей в жизни не бывает. Можно сколько угодно укорять этого человека в том, что он не требует большего, но главное для него сейчас другое — он не хочет вернуться обратно в эту бочку.