Раскол в России — не вокруг Путина, это спор об устройстве мира — режиссер Юрий Быков

Известный режиссер Юрий Быков приехал в Челябинск на кинофестиваль «За». Накануне в кинотеатре им. Пушкина он провел встречу с челябинцами. DK.RU выбрал самые яркие моменты из этого разговора.  

«Художник не может быть на стороне власти»

— Чиновники — это люди, которые обеспечивают архаический порядок, потому что он дает ощущение стабильности. Это статус: «Не трогайте! Потому что сейчас оно хотя бы стоит». Развитие в любом виде государственные системы пугает, поэтому художник не может быть на стороне власти. Люди, которых мы наблюдаем на той стороне, — это художники, которые приняли монументальное состояние. Они — памятники самим себе. У них есть колоссальные достижения, но дело в том, что в определенном возрасте человек приобретает комфортную ему позицию, которая часто совпадает с лояльностью к власти. И глобально я на стороне развития, за либеральные ценности в просвещении и развитии.

Позиция «против свободы» в моем понимании — это умалишенность. Просто форма, в которой иногда достигается либерализм, очень брезглива по отношению к людям. Получается, что-то делается не ради людей, а ради идеи — тогда выходит катастрофа.

«Нельзя предотвращать революцию, обесчестив искренних людей»

(Прим. ред.: в октябре 2017 г. Юрий Быков публично осудил свою работу над сериалом про российскую и иностранную спецслужбы «Спящие». В своем обращении «ВКонтакте» он заявил, что «предал все прогрессивное поколение, которое что-то хотело изменить» и объявил о завершении карьеры).

— Я — идиот, который, находясь на одной стороне, сделал попытку встать на другую, став режиссером первой части сериала «Спящие». Потому что когда произошли события на Украине, я искренне испугался, что у нас тоже будет революция. Я подумал, что можно вступить в это дело (заняться съемками «Спящих»), потому что глобальный результат был важнее, чем эти компромиссы. Я подумал, что с помощью этого фильма можно предотвратить революцию.

В итоге понял, что тогда придется обесчестить, обезличить и наплевать на огромное количество людей, которые искренне пытаются что-то изменить. Потому что компромиссы, как получилось в итоге, были заключены со своей совестью.

О приспособленцах

— Весь мир разделен на форматы. И эти форматы борются друг с другом: формат власти и формат оппозиции. И ты смотришь на это, а потом видишь, как пресс-секретарь президента говорит: «Навальный — это эгоист», и как тот же пресс-секретарь очень любит выпивать в обнимку с редактором радиостанции «Эхо». Давайте у них спросим: на чьей они стороне?

Я долго изучал это разногласие, и увидел, что и на той, и на другой стороне есть много приспособленцев, которые просто нашли свои форматы. А искренних людей, которые готовы жертвовать собой ради своей позиции, очень мало. И с той, и с другой стороны. И я, кстати, знаю таких людей. И с той, и с другой стороны.

Но даже художнику нельзя находиться посередине, посередине — это г…но в проруби. Есть позиция: бесконечное стремление к правде и объективности. Правда, художник в этом стремлении не будет оправдывать ни тех, ни других, и все будут недовольны. Потому что форматы борются друг с другом и используют в борьбе художника.

«Есть вещи, которым учат во дворе»

— Общество разделено не по принципу за Путина и против Путина, а по принципу того, за локальный ты мир или за глобальный. За глобальный — те, кто разделяет ценности мировой Европы. Институциональные, юридические, моральные. А есть люди, которые убеждены в том, что эти ценности не универсальны. Есть традиции — это понимают на Западе и англичане, и французы, и бельгийцы. И без традиции нет ощущения почвы под ногами. С другой стороны, глобальный мир стремится даже не к новым ресурсам и территориям, он устанавливает гегемонию, которая обеспечивает безопасность этому миру.

Есть цивилизационное противостояние не между США и Россией, а между Востоком и Западом. Я не нашел для себя ответа на вопрос, кто прав.

А на чью сторону вставать? Я — гражданин Российской Федерации. Для меня есть один критерий — никогда и ни при каких обстоятельствах не скажу: «Мне стыдно, что я русский». Хотя у меня огромные претензии к власти и к внутренней политике. Я подчеркиваю: огромные. Но есть вещи, которым учат во дворе.

О словах Алексея Серебрякова: «Национальной идеей русских являются сила, наглость и хамство»

— До такой степени болезненно ругаться может только человек, которому небезразлично. Я встречал в своей жизни людей, как это сейчас принято говорить, либерального толка, которые рассматривают российскую действительность только брезгливо. Это не случай Серебрякова. Он сопряжен с этой реальностью, и смысл того, что он говорит, не есть слова, которые он произносит. 90-е, 2000-е, переезд — все это по нему прошлось. Если посмотреть на все его роли, можно увидеть, что это — русский артист. Это было эмоциональным мнением человека, который любит эту страну. И поэтому слишком болезненно воспринимает все несовершенства и недостатки любимого пространства.

Да, на его слова можно обидеться, я понимаю этих людей. Но я знаю этого человека изнутри, поэтому такие заявления нужно «делить на 44». Так говорят у нас в Рязани.

«Самоцензура сильнее»

— Для российских режиссеров есть официальные законодательные ограничения, которые надо соблюдать. Они, правда, вариативны: порой в фильме у известного продюсера курить можно, а у малоизвестного — нет. Потому что в России много договорного в системе координат.

Но в целом, да, есть ограничения: курево, выпивка, мат… А в политическом смысле есть невнятные, негласные правила. Режиссер сам понимает, что он себе позволит, а из-за чего могут возникнуть проблемы, и он не появится на госканалах, а его фильм не выйдет в большой прокат. Самоцензура встречается чаще, чем открытая цензура. Думаю, эти ограничения будут усиливаться, потому что если вы изолируете территорию, вы четче должны выстраивать вертикаль власти. Это естественно.

Обходиться без мата — кокетство в худшем смысле

— Табу на мат в кино — сложный вопрос, потому что брань на широком экране, который ориентирован на массовую аудиторию — да, это явление довольно странное. Если вы сняли кино 6+, хотите скрасить досуг молодежной аудитории и развлечь ее несложным сюжетом. Так зачем там мат?

Другое дело — критическое, глубокомысленное кино, которое пытается работать с реальностью и отображать ее. Здесь, конечно, купюры, цензуры и, главное, самоцензуры — это вещи излишние. Если уж Лев Николаевич в «Воскресении» не обошелся без «я — б..дь каторжная» — в одном конкретном месте… То современная драматургия настолько животрепещущая, что обходиться без мата совсем — это, мягко говоря, кокетство.

Кино как бизнес

— Представим работягу, который зарабатывает 15-20 тыс. руб. Он может позволить себе сходить в кино раз в месяц. И то — чтобы развлечь своих домашних, даже не самого себя. Вот вы можете представить себе ситуацию, что он приходит домой и говорит жене: «Слушай, я там две тыщи отложил с зарплаты. Сегодня берем тебя, его — из коляски, его — из школы, и все вместе идем на фильм про сантехника, который бегает ночью по улице и кричит, что дом падает. Там еще алкаши, наркоманы и так далее… (прим. ред.: сюжет фильма «Дурак»)»? То есть экономическая часть проблемы — существенная. Я видел залы с тремя человеками — ну о-очень большими ценителями кино.

Не надо строить теории заговора вокруг Фонда кино. Есть лишь прагматика. Я не думаю, что у критического, осмысленного контента есть широкоэкранная судьба. Осмысленные фильмы смотрят в интернете. Смысл большого экрана для людей — это спецэффекты, супергерои, на зрителя летят предметы. А за остальное он не хочет платить, потому что «можно и так посмотреть».

Я не выгоден как режиссер для продюсера, потому что в массовом смысле меня смотрит очень маленький процент. Мои картины провалились все. А в интернете это не монетизируется. То, что попадает в ITunes, оказывается моментально на других сайтах. Сразу же появляется там, где «Азино три топора». Если у режиссера нет потенциала попасть на мировые площадки — Торонто, Канны и Оскар, он продюсеру неинтересен. Если вы не даете продюсеру ни имиджевых, ни коммерческих дивидендов, вы ему неинтересны.

Про уход из кино

— У меня нет возможности оставаться в профессии. Лицо можно потерять один раз. От меня постоянно требуют встать на ту или другую сторону. Я приехал однажды в Орел. И на пресс-конференции встают два журналиста: «РИА Новости» и «Дождь». «Юрий, не стыдитесь этого!» — один сел. «Что вы хотите сказать тем, кто пойдет на баррикады?» — другой сел. Ощущение, что меня привязали одной ногой к одной березе, а другой — к другой. И спрашивают: «А ты с кем?» А я всю жизнь — за условного Ивана Иванова.

Меня интересует, что нужно сделать, чтобы жизнь этого человека была лучше. Меня не интересуют политические форматы. Меня не интересуют геополитическая борьба, когда один капитал  сражается с другим. И от кого я узнаю, как сделать лучше судьбу Ивана Иванова, на эту сторону я и встану.

Теперь я могу лишь превратиться в ремесленника, который зарабатывает на своей профессии. Мой опыт дал мне определенный авторитет, поэтому получится. Буду снимать редко. Только потому, что приходится.

Подготовила Екатерина Омельченко, DK.RU-Челябинск