«В школах дают сумку знаний. А надо детей отводить к границам незнания: это будоражит»

Александр Попов, который руководит лицеем уже тридцать лет, не боится признать, что учебный процесс заточен именно на одаренных детей. «Любая школа ориентирована на середняк. Время от времени возникает мода на работу со слабыми детьми. Но вообще, и в мире, и в нашем государстве особенно самые обездоленные дети — одаренные». О том, что стоит за статусом самой престижной школы Челябинска, какие навыки и знания будут востребованы в будущем и как математика учит мыслить свободно, Александр Попов рассказал в интервью DK.RU.

«Деление на физиков и лириков — пустая болтовня»

Александр Попов — математик по образованию. И поэт по складу мышления. Как он признался однажды, специалистом в точных науках он стал вынужденно, по той простой причине, что с плохой характеристикой из армии, где он прослыл смутьяном, его развернули и на историческом, и на филфаке. А на математике — всегда недобор. Сейчас, спустя почти полвека, выбор специализации представляется совершенно несущественным — учителем он стал бы при любом раскладе.

Современную школу принято ругать. В ностальгическом сравнении с советской она выглядит блекло: в то время и учебники были правильные, и учителя — увлеченные, не чета нынешним. И образование — лучшее в мире и, что немаловажно, бесплатное. Разделяете эту точку зрения?

— Тут дело не в школе совсем. Просто сейчас люди так настроены: ругаться. На всё. Не только школе ведь достается. Ругают медицину, культуру, экономику. Грязь на улицах…

Многие родители стремятся любыми средствами затолкать ребенка в престижную школу, невзирая на его способности и увлечения. Есть в этом смысл?

— Знаете, вообще само определение «престижная» в отношении школы — дурацкое. В моей школе надо пахать. Пахать с утра до ночи. Мозоли зарабатывать. Потому что в мозолях — золото. Так что 31-ая школа — не престижная, а рабоче-крестьянская. Кто не тянет — вылетает. И деньги тут ничего не решают. Тридцать первую оканчивают только пахари. Трудоголики. А про другие школы я ничего не знаю. Мне вообще, кроме 31-го лицея, на свете ничего не интересно. Аб-со-лют-но.

В европейских странах меняется подход к школьному образованию, учебный процесс выстраивается таким образом, чтобы ребенку было максимально комфортно: игровые комнаты со свободной посадкой, нет оценок. По вашему мнению, это ошибочный путь?

— Эти непрофессиональные разговоры об европейском, американском, китайском или каком угодно образовании вызывают только недоумение… Давно известно, что 15 процентов населения нужно учить качественно. А остальных — хотя бы как-то. И тогда государство будет устойчивым. И в качестве примера либерального западного образования показывают именно такие школы, для подавляющего большинства. А про те, где детей действительно заставляют трудиться, где дают азы современной науки, — про это молчат.

Это важно всегда разделять. В обычных школах дают просто сумку знаний. Знания успокаивают: носишь их в сумке, кичишься. А в лучших школах показывают всё многообразие непознанного. И это детей будоражит. Путешествие к границам человеческого незнания. Это потрясает. Воспитывает. Вот и вся идеология школы.

Непросто, наверное, это согласовать с федеральными образовательными стандартами?

— Главное ведь всегда не буквами записано. Самое важное — тот евангельский свет, который бывает между строк. И если учитель его видит, то какой уж тут образовательный стандарт ему помешает?

Христианская религия — это ведь о свободе выбора. Кто мы без христианских констант? Но это трудная учеба. Надо обращаться к первоисточникам, а не слушать то, что говорят с трибун. Читать философов, теологов раннего христианства, Ветхий завет, Новый завет — каждый день по вечерам обращаться к лучшему произведению человечества.

Религии, на ваш взгляд, есть место в школе?

— Нет. Это дело каждой семьи. Школа должна давать только светское образование. Светское — от слова «свет». А во что верить — это в семье закладывается.

Если сравнить те самые лучшие российские и зарубежные школы, в чью пользу будет перевес?

— Не думаю, что от европейских школ мы сильно отстали. Вот от китайских — да. Как и весь остальной мир. Там уже не двадцать первый век, а двадцать второй. Никто не задумывается, что, обучая детей читать и писать только слева направо, мы приучаем их и мыслить только «в одну сторону», в рамках заданного коридора. А китайцы в обязательном порядке изучают и европейские языки, и на родном пишут, тем самым охватывая всю плоскость двумя разнонаправленными векторами. И есть еще одна совершенно необыкновенная вещь в передовых китайских школах: «левые» и «правые» дни, когда меняется ведущая рука. А когда дети входят в подростковый возраст, их учат правильному мышлению: есть задачи, где ключевую роль играет правое полушарие мозга, а есть такие, где следует задействовать главным образом левое. Школьная программа разрабатывается с учетом рекомендаций серьезных медицинских учреждений, что нам еще пока даже и не снится.

В Китае уже сегодня куют расу будущего?

—Там, во всяком случае, размышляют над будущим. Это древняя цивилизация. Рядом с которой все прочие и близко не стояли. Скромность, трудолюбие китайцев восхищают. Удивительная нация.

Какие навыки будут востребованы в новом времени?
— Во-первых, хорошо, если ребенок обладает неплохими навыками программирования. Знает один из мировых языков: английский, испанский или китайский. И еще что-то. Это или наука о большом — астрономия. Или наука о малом — физика. Или наука о живом — биология. Это и есть современный человек.

А как же философия, литература, искусство?

— Это не образование. Это воздух, которым дышит человек. А это всегда путают. Каждый образованный человек должен уметь читать и живопись, и художественную литературу. Вот, допустим, в школе уже несколько лет существует проект «Открытая книга»: ведущие поэты и прозаики проводят открытые уроки. В лицее есть постоянно действующая выставка художественной фотографии и литературный кабинет, где выставляются живописные полотна. И художники в очередь выстраиваются, потому что аудитория — шире, чем в некоторых городских музеях и галереях. Все это сделано с одной-единственной целью: чтобы дети видели прекрасное каждый день. Нельзя заставить любить живопись или поэзию — потребность в прекрасном или есть у человека, или нет.

Считается, что если у ребенка ярко выраженная склонность к точным наукам, то литература кажется скучным и лишним предметом.

— Это сказки. Если ребенок одарен, это распространяется на все сферы. А это по глупости кто-то сморозил, а остальные подхватили. Все это деление на физиков и лириков — болтовня пустая.

 

«Взрослые учителя — это ужасно»

В вазочке на столе в кабинете директора школы лежат шахматные фигуры вперемешку с конфетами. «Облученный» шахматами шоколад Александр Попов выдает в качестве пилюли «для ума» учителям и ученикам, которые приходят за советом в трудных ситуациях. И называет конфеты не иначе, как «ёкарны-бабаевскими». И в этом — весь Попов, который творит мифы и изобретает парадоксы всю жизнь, каждый день.

Техническая оснащенность школы является сегодня первостепенным фактором?

— В школе всё важно. Нет неважных вещей. Но главное — все-таки учитель. Был тот же Сократ, на песке рисовал палочкой… И не надо ничего, кроме таких вот людей в образовании.

А как оценить, что учитель — хороший?

— Ну, у меня своя собственная мерка. Я про каждого учителя, который работает в моей школе, думаю каждый день. Вот, допустим, взяли бы его в дореволюционную гимназию? Если да — то это хороший учитель. Там планка была высокая. А если понимаю, что его бы и на порог не пустили — верный знак, что стоит расставаться. Самое главное — чтобы учитель был личностью. Иначе и ученики будут обезличенными.

Что сегодня мотивирует быть учителем?

—У педагога есть редкая возможность — всю жизнь оставаться подростком. Это главное преимущество профессии. Спрятаться в подростковом возрасте — и детство еще рядом, и во взрослые не возьмут. Живешь свободно — так, как только в подростковом возрасте возможно. А взрослые учителя — это ужасно.

Свобода — это только про детей? Не про взрослых?

— Преимущественно — да. Но я вот, допустим, всю жизнь был свободным человеком. И в Советском Союзе жил свободно, и в России. Потому что если нет свободы — зачем вообще жить?

И в детей это убеждение вкладываете?

— Да, свобода — это в школе главное слово. Все замечательные педагоги учат детей в первую очередь свободно мыслить.

Ну, сегодня свободомыслие как раз не поощряется. Мне, например, известно о случаях, когда всех родителей перед каникулами попросили подписать бумагу о том, что они провели с детьми воспитательную беседу: ни в каких маршах и акциях протеста не участвовать, вплоть до того, что заметили скопление людей, тут же развернулись — и в другую сторону. Вы подобные беседы проводите?

— Упаси бог! Это уже рабство. Это же в принципе глупость несусветная — запрещать что-то. Вот если бы не было указаний проводить с учениками беседы о вреде наркотиков и алкоголя, а вместо этого под страхом смерти запретили бы манную кашу, все подростки с удовольствием по ночам, под одеялом, ели бы манную кашу. Так и с манифестациями — если говорят: не ходи, значит, обязательно надо сходить посмотреть. Возраст такой: что под запретом, то и начинает вызывать жгучий интерес.

Я с детьми ни о чем, кроме математики, никогда не говорил и не собираюсь. Потому что я во всех остальных сферах не специалист. Не рассуждаю о современной истории. Или о географии — где следует жить и работать. Даже о литературе редко разговариваем. Хватает математических вопросов, и если я захожу в класс, то говорю только о математике. Дети сами все решают, у каждого своя голова на плечах. Это не мое дело, они свободные люди.

Громкие истории, когда родители высказывали недовольство размером взносов, остались в прошлом?

— Кто-то всегда недоволен. Я в связи с этим все время вспоминаю случай, когда мы с родительским комитетом обсуждали меню для выпускного вечера. Пытались прийти к общему знаменателю. И только вроде бы достигнем согласия, как встает отец одного из учеников и глубокомысленно заявляет: «Творожку бы еще». И всё по новой. Не бывает так, чтобы все остались довольны.

— Директора большинства школ, открыто или в личном разговоре, жалуются на нехватку финансирования. У 31-го лицея этих трудностей нет?

— Это же интимная жизнь. И только между собой, по ночам, под одеялом, обсуждаем, какие в семье финансовые дела. И никому, даже соседям, об этом не рассказываем.

Есть же куча надзирающих инстанций?

— Пробуют, конечно, под одеяло залезть. Приходится пятками отбрыкиваться. Чтобы не подсматривали за интимной жизнью.

Непросто ведь так идти — не в общем строю?

— Жизнь вообще штука тяжелая. Я директором школы стал уже в 89-м, когда советская власть уходила. Но все равно стал первым в Челябинске директором школы некоммунистом. И до сих пор не состою ни в одной партии. Я в этом плане прислушиваюсь к Борису Леонидовичу Пастернаку, который говорил, что «всякая стадность — прибежище неодаренности». Это при советской власти куда памятник Владимира Ильича показывал, в ту сторону и шли все. А математика учит, что ходить и думать можно во всех направлениях: и сверху вниз, и снизу вверх, и по диагонали с левым наклоном, и с правым.

У вас никогда не возникало ощущения, что вы переросли Челябинск, что стало тесно в рамках города?

— Я тут родился и живу всю жизнь. У меня две любви: 31-й лицей и первая гимназия. Тридцать три года уже в законном браке. И этих любовей на всю жизнь хватило, разводиться не собираюсь. Я в принципе двоичен. Даже две книги одновременно всегда читаю — дома и в школе. На этом о семейной жизни можно в принципе закончить.