«Современное производство априори не может быть «грязным», — Павел Избрехт, ЧЦЗ

В 2009 г. в капитал Челябинского цинкового завода вошла Уральская горно-металлургическая компания. За это время предприятие практически удвоило объемы производства и вложило миллиарды в техническое переоснащение цехов.

— По итогам прошлого года чистая прибыль предприятия, согласно бухгалтерской отчетности, возросла на 35,7%. Какие факторы обеспечили такой высокий прирост?

— Во-первых, повышение стоимости цинка на крупнейших биржевых площадках — к концу 2017 года цена доходила до уровня 3,5 тыс. долларов за тонну. Правда, уже в первом полугодии этого года цена несколько скорректировалась — сейчас это 2,5-2,6 тыс. долларов за тонну. Конечно, тот факт, что стоимость металла на мировых биржах снижается — не слишком радостный показатель, но и этот уровень достаточно комфортный с учетом себестоимости производства. Второй фактор — это рост объемов производства: если в 2017 году мы выдали 183 тыс. тонн, нарастив по сравнению с предыдущим годом 8 тыс. тонн, то в этом году планируем выйти на показатель 188 тыс. тонн, а в 2019 году достигнуть знаковой отметки в 200 тыс. тонн товарного цинка.

— Колебания цен на металлы вызваны объективными причинами или это в чистом виде спекулятивная история?

— Цинк — это биржевой товар, основным индикатором стоимости служат котировки на Лондонской бирже металлов. Факторов, которые влияют на цену металла, на самом деле множество, в том числе и такие объективные вещи, как баланс спроса и предложения, наличие товарных запасов. В среднем мировой рынок потребления составляет 14 млн тонн цинка в год, естественно, когда возникает перепроизводство, цена падает, некоторые нерентабельные предприятия закрываются, затем ситуация выравнивается — и так по кругу, бесконечный волнообразный процесс. Плюс есть локальные факторы — например, в последние месяцы существенное влияние на котировки металлов на биржевых площадках оказывает так называемая торговая война между Китаем и США. Мировые производители и потребители цинка опасаются, что это спровоцирует спад спроса на цинк в Китае — а на сегодняшний день это основной потребитель цинка в мире, и в этой связи наблюдается некоторое понижение цен.

— А доля экспортных поставок на сегодняшний день велика?

— Ситуация меняется год от года. В прошлом году на экспорт ушло порядка 10% произведенной продукции, в этом году все полностью реализуется на внутреннем рынке. Тем не менее, ценообразование внутри страны все равно привязано к котировкам на мировых биржах.

— Что изменилось на предприятии за те два года, когда УГМК стала владельцем контрольного пакета акций?

— На самом деле в состав акционеров Уральская горно-металлургическая компания вошла еще в 2009 году, пусть на тот момент в составе консорциума независимых инвесторов, но именно с того времени началось внедрение передовых практик на заводе. В течение первых же двух лет была произведена серьезная реконструкция сернокислотного цеха, а это основной экологический проект на предприятиях подобной сферы. Сернокислотный цех позволяет утилизировать диоксид серы — газ, который образуется при обжиге концентрата: утилизировать и преобразовывать в серную кислоту, которая является товарной продукцией и в дальнейшем реализуется на рынке. Если нет сернокислотного цеха, диоксид серы, который относится к веществам третьего класса опасности, попадает в атмосферный воздух. Сернокислотный цех на заводе был построен в пятидесятых годах прошлого века — понятно, что оборудование было уже сильно изношено. Поэтому в первую очередь были решены экологические вопросы, связанные с вредными выбросами в воздух.  

— Сколько составили затраты на этот проект?

— Были вложены достаточно серьезные деньги, 2 млрд 200 млн рублей. Обновленный цех был оборудован автоматическими датчиками, которые проходят аттестацию в установленном порядке, и информация в режиме реального времени передается во все надзорные органы — и в Росприроднадзор, и в Министерство экологии Челябинской области.

— Это обязательное требование или инициатива предприятия?

— На сегодняшний день это не является обязательным требованием с точки зрения законодательства. Но на тот момент руководство холдинга и предприятия понимало, что это необходимый шаг, чтобы достоверно оценивать информацию, доводить до населения, до надзорных органов объективные показатели воздействия на окружающую среду.

Следующий крупный инвестиционный проект был связан с принятием программы реконструкции всех мощностей предприятия для увеличения выпуска цинка. Буквально несколько цифр: в 2009 году завод выпустил 120 тыс. тонн цинка, численность работающих составляла 1800 человек, а в следующем году планируем выпустить 200 тыс. тонн цинка, при этом численность работающих осталась примерно на том же уровне, даже немного снизилась. По сути дела, за десять лет удалось получить практически двукратный рост производства и производительности труда. Все основные цеха завода подверглись реконструкции, общая сумма затрат по программе составила порядка 3,5 млрд рублей. Буквально на днях торжественно запустили финишный объект программы — новое отделение выщелачивания гидрометаллургического цеха.

— То есть процесс модернизации предприятия завершен?

— Мы реализовали принятую инвестиционную программу, но, безусловно, модернизация производства — это непрерывный процесс. Кто стоит на месте, тот отброшен назад. На сегодняшний день реализуется крупный инвестиционный проект по строительству кислородной станции, которая обеспечит энергетическую безопасность предприятия. Стоимость проекта — порядка 1 млрд 600 млн руб., планируем завершить строительство к концу следующего года. Еще одна строка в инвестплане — проектирование и строительство локальных очистных сооружений, которое рассчитываем завершить в 2020 году. На сегодняшний день размер инвестиций оценивается примерно в 660 млн руб. Это позволит в максимальной степени минимизировать сброс производственных сточных вод в реку Миасс. Более того, есть намерение исключить сброс полностью за счет того, что весь водооборот, который используется в производственной деятельности предприятия, будет закольцован, то есть вода будет проходить очистку и вновь запускаться в производственный цикл. Хотя стоит отметить, что даже с эксплуатируемыми сейчас очистными сооружениями мы полностью укладываемся в утвержденные нормативы по сбросам. Так, например, за последние 9 лет сбросы по воде снизились в 1,2 раза.

— Это позволит в том числе снизить и затраты на недропользование?

— Здесь есть определенная экономика. Естественно, уменьшится плата за забор и сброс воды, но это не те деньги, которые позволяют говорить об окупаемости проекта. Это делается в первую очередь для того, чтобы обеспечить экологическую безопасность деятельности предприятия. По большому счету, мы понимаем, что нет другого выхода: завод находится в черте города, и экологическими вопросами нужно заниматься, потому что рано или поздно надзорные органы эти требования все равно предъявят.

— Представители ряда экологических движений ратуют за перенос промышленных предприятий за черту города. Насколько это в принципе реализуемо с технической точки зрения?

— С чисто технической точки зрения ничего невозможного нет: в Великую Отечественную войну, как известно, целые заводы переносились на огромные расстояния. Другое дело, насколько это целесообразно и как это предлагается реализовать практически. Во-первых, как далеко от города следует переносить? Будет ли на новом месте вся необходимая инфраструктура? Если перенести завод за 50 километров от города в чистое поле — то элементарно возникает вопрос, как люди будут добираться каждый день на работу? А если строить новый поселок вокруг завода — тогда какой смысл переносить?

На самом деле, если взглянуть на опыт работы промышленных предприятий в европейских странах, то никто не видит проблемы в том, что заводы расположены в черте города. Другое дело, что технологии, которые используются в производстве, должны обеспечивать безопасность и комфортное проживание населения, вот и все. Если уж не получается заставить работать существующие предприятия как положено, то где гарантия, что получится на новом месте? Просто загадим территорию и там, и тут. Я считаю, это не тот путь. Современное высокопроизводительное оборудование априори не может быть «грязным», поэтому, даже просто вкладываясь в модернизацию, предприятие тем самым и переходит на более экологичные технологии.

— Не планируете по примеру некоторых промышленных предприятий отказываться от части земель, передавать в рекультивацию?

— Территория завода достаточно компактная, всего 60 гектаров, производственные объекты расположены достаточно плотно, а производственный процесс организован таким образом, что нет отвалов — специально отведенных площадей, где складировались бы отходы производства в надежде их когда-нибудь переработать или утилизировать. Те продукты, которые образуются в результате деятельности предприятия, уходят на переработку на другие предприятия УГМК — и в этом большой плюс интеграции предприятий. Например, клинкер — твердый спеченный остаток, который образуется в процессе вельцевания отходов металлургического производства в достаточно большом количестве — около 100 тыс тонн в год, в котором присутствует такой ценный компонент, как медь — около 2,5% плюс драгоценные металлы — порядка двух граммов на тонну, направляется на медеплавильные заводы. Более того, сегодня на предприятии созданы мощности, которые позволяют перерабатывать отходы других производств. Так, в 2016 году мы завершили строительство шестой вельц-печи, которая позволяет перерабатывать цинксодержащие отходы металлургических предприятий с содержанием цинка от 15 до 30%. Вложения составили около полутора миллиардов рублей, строительство печи было признано одним из приоритетных инвестиционных проектов Челябинском области.

— В июне на предприятии прошла масштабная проверка, каковы ее результаты? Как складывается взаимодействие с надзорными ведомствами?

— Масштабная — не совсем правильный термин. Для нас это была достаточно привычная и стандартная внеплановая проверка, которая предусмотрена законодательством и нормативными актами. Другое дело, что в этот раз проверка была с привлечением правоохранительных органов. На мой взгляд, никакой необходимости в этом не было. Когда на предприятие приходят проверяющие инспектора, мы без всяких вопросов все рассказываем, показываем, предоставляем всю необходимую информацию. Вот и в этом случае сотрудники правоохранительных органов спокойно посидели на проходной, а инспекторы прошли на территорию предприятия, сделали замеры. С чем было связано применение такого антуража, судить не берусь, возможно, был какой-то негативный опыт проведения проверок на других предприятиях.

— Почему, на ваш взгляд, экологическая повестка в Челябинске значительно обострилась именно в последние пару лет?

— Я в Челябинск приехал только четыре года назад, и мне кажется, что и в то время вопросы экологической безопасности стояли достаточно остро. Регион промышленный, большая концентрация промышленных предприятий. В 90-е годы особо никто не вкладывался в модернизацию производства, все постепенно ветшало. Это одна из причин сложившейся ситуации. Но за последний год благодаря совместным усилиям и надзорных органов, и общественности, мы наконец получили четкую картину того, из чего складывается экологическое воздействие. На долю крупных промышленных предприятий в процентном соотношении приходится всего порядка 30%, еще около 20% — это многострадальная городская свалка. Еще порядка 35% — выхлопные газы автотранспорта, и оставшиеся 15% — выбросы различных мелких предприятий. Конечно, это грубый расклад. Кстати, если говорить про Челябинский цинковый завод — это, опять же, официальные статистические данные — то доля воздействия предприятия на атмосферный воздух в Челябинске составляет около полутора процентов. Это к слову о стереотипах, что производство цинка — одно из самых грязных и вредных.