Константин Захаров рассказал «ДК», по каким отраслям региона больнее всего ударили санкции

В России сохраняется репрессивный законодательный тренд. По мнению председателя регионального отделения «Деловой России», из-за постоянно меняющихся налоговых правил заниматься предпринимательством становится все сложнее. Но объявленное импортозамещение дает бизнесу надежду. Впрочем, власть, по мнению Константина Захарова, посылает противоречивые сигналы.

Бизнес проще представить в виде замкнутой цепи, — говорит Константин Захаров. — Есть крупный бизнес, который зачастую является заказчиком для среднего, есть средний бизнес — обеспечивает рабочие места и доход большого количества потребителей (физических лиц), а те в свою очередь являются заказчиками товаров и услуг для малого бизнеса. Если в одном из звеньев возникают проблемы, как это и случилось в 2014 г., то вся бизнес-система оказывается под угрозой, объясняет предприниматель.

Что больше всего в этом году ударило по бизнесу?

— На настроение всей бизнес-системы сильно повлияла война санкций, которую мы наблюдаем. Идет передел сфер влияния на внешних рынках. То есть систему секторальных санкций можно рассматривать с позиции недобросовестной конкуренции. Вообще бизнес как бы вне политики, но политические мотивы, которыми руководствуются власть предер-жащие на Западе, воспринимаются бизнесом как инструмент для нечестной конкурентной борьбы.

Какие угрозы несет война санкций?

— Под серьезной угрозой находятся те секторы российской экономики, которые приносят наибольший доход. Например, нефтегазовая отрасль под самым большим ударом. Если она пострадает, то цепочка за очень короткий период коснется всей системы. С другой стороны, санкции порождают возможности. До 70% оборудования, которое используется в нефтегазовой промышленности, сегодня поставляется из других стран, но на импорт наложены ограничения. И если мы хотим поддержать уровень добычи полезных ископаемых и углеводородов, нам необходимо в сжатые сроки заняться импортозамещением в этих областях. Это серьезная возможность. Впервые в истории России формируется внятный платежеспособный спрос на все товарные группы, которые обеспечены деньгами, становится востребованной предпринимательская инициатива.

Предлагаемые Минпромторгом запреты на покупку госкомпаниями импортного оборудования — шаг в эту сторону?

— У этих запретов — две стороны. Первая — экономическая. Если госкомпаниям запрещено покупать импортное оборудование, они должны переключиться на отечественное. Соответственно, спрос на отечественный продукт должен вырасти, и национальный бизнес получит заказы, зашевелится и т. д. Но для того, чтобы оценить это как экономический шаг, надо оперировать точными цифрами. На мой взгляд, цифры сегодня не очень понятны, такой шаг одномоментно не даст дохода, сопоставимого с тем, что приносит экспорт энергоресурсов, удобрений, металлов, военной техники (а ее на $12 млрд продают каждый год). Другая сторона медали — чиновники на собственном примере должны показать людям приверженность отечественному. Сегодня население в первую очередь оценивает качество продукции, ее потребительские свойства. И если есть выбор между мерседесом и вазом, то в 9 случаях из 10 вы выберете мерседес, и вовсе не потому, что желаете зла «АвтоВАЗу», а просто потому, что качественный продукт будет служить долго. Хорошо бы показать населению, что покупать отечественные продукты (как это должны делать госкомпании) — правильно. Чиновники должны покупать отечественное и воздействовать на производителя, чтобы тот доводил потребительские свойства продукта до мировых стандартов. То есть для производителей должен появиться элемент понуждения. Раз уж госкомпания вынуждена у тебя покупать, изволь соответствовать.

Какие отрасли Южного Урала выигрывают от политики импортозамещения, а какие проигрывают?

— В развитии Челябинской области на сегодняшний день ключевую роль играет металлургия — черная и цветная. Если нефть и газ — это $230–250 млрд доходов для России, то чермет на втором месте — $40 млрд. В металлургии занято огромное количество людей, отрасль дает и большую долю налогов. От того, как отрасль себя чувствует, зависит благосостояние и бюджета, и жителей Челябинской области. И на сегодняшний день радужных перспектив у этой отрасли нет, если не будет государственных программ промышленного и гражданского строительства, возрождения отечественного машиностроения, строительства транспортной инфраструктуры. Тем не менее, есть и другие отрасли с перспективными рынками, которые имеют потенциал роста.

Например?

— Ядерная медицина, основанная на разработках наших ЗАТО. Рынок сбыта для тех же радиоизотопов, которые производятся в Озерске, очень большой — он измеряется сотнями миллиардов долларов. Сегодня основную долю медицинских изотопов на рынок поставляют США. А у нас в регионе есть все возможности для производства качественных изотопов для медицинских целей. Причем изотопы — это базовый элемент, на основе которого возникает целый сектор экономики — производство медицинского оборудования, которое использует эти изотопы.

Вы говорите про отрасль, которая может стать новой точкой роста?

— Я говорю о поиске отраслей на территории субъекта, которые могут дать не-ожиданный результат. Например, в Южно-уральске есть производство искусственного кварца — завод «Кристалл». Объем производства — порядка 100 млн руб. в год. 99% продукции идет на экспорт. Из этих кварцевых кристаллов, которые пилятся на пластинки, за границей делают кварцевые резонаторы. На этом уровне передела объем добавочной стоимости увеличивается в 100 раз. То есть то, что мы продаем в виде пластинок за 100 млн руб., за границей превращается в сотни миллионов долларов. А когда все это превращается в кварцевый генератор для электроники, часов, мобильных телефонов — речь идет уже о миллиардах. Возникает вопрос: можем ли мы создать еще один уровень передела и продавать продукцию пусть не на $100 млн, но хотя бы на $50 млн? Ответ очевиден — можем. Для этого нужен внятный заказ на этот передел. Нужен проект по строительству завода или фабрики. Нужны партнеры, готовые вложиться в эти переделы и обеспечить сбыт на мировом рынке.

Нужна ли в таких проектах господдержка, решения законодателя?

— Законодатель, безусловно, должен поработать. Но в этой цепочке он не на первом месте. Как нас в школе учили: чтобы вырастить большой кристалл, сначала нужен маленький кристаллик — затравка. Затравку к этому проекту должен подготовить уполномоченный орган, который ответственен за инвестиции. В нашем случае это Агентство инвестиционного развития (АИР). Инвестор в живом общении с АИР сможет оценить проекты, рассказать, что происходит в соседних регионах: «Там есть особая экономическая зона, которая нам очень нравится. Можно, мы ваш проект туда заберем? И будем его внедрять». В этом случае АИР должен сгенерировать инициативу по созданию собственной «Титановой долины», обратиться к законодателю. Инвесторам нужно, чтобы законодатель получал информацию от него, а не от великого теоретика чиновника.

Недавно губернатор Дубровский заявил о создании в регионе станкостроительного кластера. Это жизнеспособный проект?

— На сегодня мы фактически потеряли сектор производства средств производства. И его необходимо восстанавливать. Заказ на открытие производства станков может исходить только от государства. Не стоит ожидать, что бизнес сам сгенерирует спрос на станки и будет их покупать, потому что у нас сделают дешевле и лучше. Лучше у нас не может быть по определению — у нас нет компетенций. Дешевле они тоже вряд ли будут: 90% комплектующих поставляются из-за рубежа. Тут только государство может выступить инициатором проектов.

На уровне региона можно что-то сделать?

— Да, но только если федеральный центр примет решение создать новую отрасль и распределит между регионами заказ — кому и что делать. Ключевым фактором такого распределения должно стать формирование спроса и конечного потребителя. Чтобы сделать проект с окупаемостью, со смыслами, нужно понимать, кто, за какие деньги, сколько и какого оборудования купит. Сгенерировать предполагаемый спрос на оборудование может только государство, которое видит: сколько и какого оборудования ввозится в Россию, каков износ основных фондов, когда и в каком объеме его будут менять. И такие производства логично разместить и в Челябинской области — хотя бы потому, что здесь есть культура, традиции, компетенции, пусть частично утраченные, но они есть.

В осеннюю сессию Госдума должна принять закон о деофшоризации. Много ли у нас предприятий, которые пострадают от нововведений?

— У нас в 2013 г. кипрский офшор стал чихать и кашлять. В прессе стали появляться публикации о российских компаниях, в основном из крупного бизнеса, которые могут пострадать из-за возникших проблем. Если память мне не изменяет, то самым крупным предприятием Челябинской области, которое называлось в СМИ, был ММК.

По данным «СПАРК-Интерфакс», цинковый и трубопрокатный заводы, комбинат «Магнезит», ритейлер «Молл» и ряд других имеют долю капитала, зарегистрированную в офшорах. Как нововведения скажутся на них?

— Предприятия, что вы назвали, разной степени полезности для региона. Торговые сети, по большому счету, деньгососы, которые затаскивают на территорию продукцию, произведенную за ее пределами, собирают здесь деньги и утаскивают их туда, где продукция была произведена. Чем меньше таких субъектов, тем лучше для региональной экономики. Но баланс между интересами бюджета и интересами потребителя как раз в том и заключается, что если мы не можем предложить потребителю региональный продукт, то мы вынуждены ему предлагать продукты завезенные. И тут задача — сохранить баланс между импортом и экспортом. Но продукт продукту рознь. Тот же ММК, который производит продукцию у нас, платит налоги, обеспечивает людей работой и зарплатами и свой товар поставляет за пределы региональной и национальной территории, затаскивая сюда деньги, по влиянию на экономику области стоит на первом месте. Представим, что предприятия той и другой группы уходят в офшоры. Особенного вреда от ухода ритейлера не будет: деньги из региона он так или иначе выводит. А вот когда крупные предприятия-производители с региональной пропиской выводят прибыль в офшоры, они недоплачивают колоссальные суммы налога. В лучшем случае деньги возвращаются в регион в виде «иностранных» инвестиций. Иногда же выведенные средства инвестируются в иностранные активы. И получается, что наиболее выгодная для регионального бюджета и социума часть предприятий просто коптит небо, создает социальные проблемы (низкую зарплату, разваливающуюся инфраструктуру), а все сливки уходят в офшор.

То есть объявленная деофшоризация заставит платить деньги в России?

— Путин же сказал четко (а это его личная инициатива), что мы не преследуем цель запретить офшоры и вынудить платить налоги. Цель другая — сделать прозрачной систему владения собственностью. Точка. К чему это? Это опять же к политическим реалиям, которые складываются в мире. Фактически против России ведется война. Нас пытаются экономически задушить. Но между этой фазой и фазой военной грань тонкая. Компании с непрозрачными структурой и системой собственности, находящейся и зарегистрированной за рубежом (речь о владении зарубежными компаниями), фактически подпадают под давление наших сегодняшних врагов (правда, Путин их до сих пор называет партнерами — «наши американские партнеры»). Под жесточайшим влиянием Запада находится значительная часть бизнеса, что критично для безопасности страны. Кампания по деофшоризации проводится в целях безопасности страны.

Пищевая промышленность (АПК и переработка) выиграла от контрсанкций?

— С точки зрения начала процессов импортозамещения, отрасль является наиболее удобной, потому что она оперирует простым и понятным продуктом с неэластичным спросом. Условно говоря, потребление продуктов питания задано физиологическими потребностями человека. Мы точно знаем нормы потребления хлеба, мяса, яиц, молока на человека в год и можем точно прогнозировать объемы потребления. Когда правительство накладывает запреты на ввоз продуктов, оно теоретически стимулирует производство на национальной территории. Посади зерно, вырасти урожай, запакуй, продай. Цикл понятный. Выглядит просто, но на деле это не так.

А что не так?

— К примеру, чтобы заместить импорт польских яблок на миллиард долларов, нужно посадить миллион саженцев. Их надо было еще этой осенью, до снега, где-то взять и посадить. Потом четыре года их возделывать, а потом только получить урожай, который восполнит объем, запрещенный к ввозу. За эти четыре года что произойдет?

А что произойдет?

— Медведев заявил, что как только отменят санкции для России, свои мы тоже отменим. Это очень плохой сигнал для внутреннего инвестора: четыре года будем все выращивать, а потом санкции отменят и рынок опять будет занят.

То есть власть посылает противоречивые сигналы?

— Да. Нас обидели — мы обидели. А инвестору нужны гарантии: давай, сажай яблони, ты потом сможешь их продать.

Животноводческим компаниям, наверное, хорошо от запретов на импорт. Цены на курятину, например, выросли.

— Когда поднимается ценник, производитель однозначно выигрывает. Но если говорить о структуре сельхозпроизводства, то в выигрыше оказываются агрохолдинги замкнутого цикла. В регионе только один такой — «Ариант». У него есть земли, производство комбикормов, фермы, утилизация отходов, мясопереработка и собственные точки продаж. Собственные точки продаж — штука очень дорогая, но зачастую именно там зарабатывается самая большая маржа. Те, у кого нет замкнутого цикла, имеют меньше добавочной стоимости — все уходит в торговые сети. Уже возникал вопрос о законодательном запрете на наценку более 20% в торговых сетях. Но проблема не решена.

Решаема ли она на уровне региона?

— Нет. Казалось бы, у местного производителя должны быть преференции при попадании на полки торговых сетей. Его продукция должна быть дешевле и качественнее — например, курица не замороженная, а охлажденная. А когда к нам везут замороженную курицу из Краснодарского края и она на десять рублей дешевле местной, понятное дело, покупать будут ее. Вопрос сложный: с одной стороны, сложившаяся на рынке ситуация выгодна потребителю, с другой — если она будет продолжаться бесконечно долго, то может убить местного производителя. А следом и цена поднимется. Элементы демпинговых войн сильно вредят.

Какова здесь роль законодателя?

— Речь может идти о революционных вещах. Если на территории региона производится тот или иной вид продукции, то ввоз аналогов должен квотироваться. Например, исходя из расчета потребления курятины людьми пенсионного возраста. У них каждая копейка на счету, и если бизнес везет дешевую курицу из других регионов — пусть везет: пенсионеры будут покупать. Те же, кто хочет свежего мяса, пусть и подороже, покупают местное. Сферу надо отрегулировать. Уповать только на рынок — неправильно, потому что рынок может превратиться в базар.

Многие бизнесмены говорят о том, что наблюдается репрессивный законодательный тренд. Вы согласны с этим?

— Если говорить о текущих налоговых инициативах, то так оно и есть. Деятели бизнес-сообщества, которое защищает интересы предпринимателей — РСПП, «Деловая Россия», «Опора России», фактически сходятся во мнении, что в России налоговый беспредел. Но для бизнеса страшны не сами налоги и их величина. Неприемлема постоянная смена условий и правил. Сегодня ты готовишь свой бизнес-план под одни налоговые ставки, как они вдруг меняются и ты видишь, что твои планы неосуществимы. Это фактически банкротство. И если бизнес эти риски видит, это становится фактором риска по инвестициям. И в такую страну инвестиции не пойдут при прочих равных условиях с другими странами, в которых налоговые режимы даже при худших условиях не менялись.

Совет Федерации предлагает ввести уголовную ответственность за злоупотребление правом в налоговой сфере. Как вы относитесь к инициативе?

— Это беспредел! В последние годы нас приучали к одним правилам, к тому, что внеплановые проверки — это плохо, прокуратура вставала на защиту бизнеса. Но только это заработало, как все повернулось вспять, —  а это прямая угроза самому существованию бизнеса! Возникает вопрос — а судьи кто? А судьи — все те же чиновники в погонах. Которые пришли, ткнули пальцем, сказали: ты виноват, провели проверку, нашли нарушения. А дальше предприниматель — в тюрьму, а бизнес — в чужой карман.

К чему приведет ужесточение законодательства?

— Это однозначно усиление позиций силового блока, наделение их дополнительными полномочиями для оказания давления на бизнес. Предполагаю, что это политическое решение. Потому что бизнес — это сообщество людей, которые делают себя сами, сами свой хлеб зарабатывают, то есть они априори свободны, иначе бы бизнесменами не стали. А вольнодумство не приветствуется, и чтобы его прижать, возникают дополнительные угрозы, чтобы люди занимались исключительно бизнесом, не лезли в политику, не выходили на площади. Возможно, из этих соображений ужесточение и идет. И в руках силового блока оказываются инструменты по подавлению вольнодумства. В целом все это приведет к падению бизнес-активности, потере налоговых поступлений. Это форма проявления недоверия власти к самому активному и полезному для общества классу — предпринимателям. По сути отступление, шаг назад. Так можно и до очередного «раскулачивания» дожить.