«Беспорядки вокруг пенсионного возраста — лишь одна сторона глобальной трансформации»

Алексей Ширинкин, политолог:

— Краеугольным камнем общественного договора российского общества и правящей российской элиты, известной нам под названием «государство», стал принцип обоюдного невмешательства. Народ не мешает государству заниматься продажей нефти, восстановлением величия и духовности, обороноспособности и прочими важными делами, а государство не сильно залезает в карман народу, делится нефтяным изобилием и, в целом, пытается быть ненавязчивым. Общим же местом в посвященной современной России политической аналитике стало признание того, что данный формат завершился после Крыма, когда государство, с полного одобрения абсолютного большинства общества, обменяло экономическую стабильность, которая казалась россиянам весной 14-го почему-то незыблемой, на восстановление представления о себе, как о великой державе.

Это в корне поменяло саму суть политической, и всецело зависимой от нее экономической системы страны. Фраза Сергея Иванова «люди — вот наша вторая нефть», определенно пополнившая список неудачных политических афоризмов, прочитывается вооруженным взглядом русской интеллигенции, тертой «веком-волкодавом», совершенно прозрачно: в условиях растущей изоляции от коллективного «Запада» и объективного прекращения нефтяного процветания государство, все более погружающееся в логику мобилизации и самоусиления, вынуждено перейти к иному формату отношений с обществом.

Последние несколько лет мы наблюдаем публичное соревнование государственных ведомств — кто выдумает больше новых налогов и сборов и повысит прежние? Кто из губернаторов сможет их качественнее выжать из подлого податного сословия и порадовать тем имперский Центр?

То, что на посткрымскую трансформацию социально-экономической системы накладывается и политический переход от конкурентного электорального мягонького авторитаризма нулевых («гибридика», по ласковому выражению Екатерины Шульман) к нормальному человеческому авторитаризму, опирающемуся на насилие и стремящемуся ликвидировать даже декоративную конкурентность, еще более формирует у людей ощущение закрытого подвала безо всяких перспектив движения наверх, к воздуху, свету и свободе.

Особенно это касается молодежи, которая не вполне рационально отражает, что именно ей не нравится, но эстетически перпендикулярна идеальной модели нового государства, создаваемого в 21 веке попаданцами из брежневского прошлого. Мы совсем не случайно видим на прошедших акциях протеста вовсе не наиболее пострадавших 40-50-летних граждан «предпенсионного возраста», а снова самых молодых, а зачастую и вообще детей.

Нынешние дискуссии, перетекающие в беспорядки, вокруг повышения пенсионного возраста, — лишь одна, наиболее яркая сторона этой глобальной трансформации, протекающей на наших глазах. Народное согласие и соборность — или права человека и верховенство права? Патернализм и религия — или личная ответственность за себя и рационализм? Иран 2.0. или Европа? Эти классические вопросы политической модернизации до сих пор не получили консенсусного решения в российском обществе.

Есть несомненная правда жизни в том, что авторитет политического лидера, даже самого популярного, — ресурс исчерпаемый, и, говоря объективно, расходование его на непопулярные, но необходимые реформы — это обязательство политика перед страной и историей.

Большинство специалистов сегодня согласятся с тем, что расширение количества экономически активного населения — благо для общества, а повышение возраста выхода на пенсию, с учетом увеличения «периода дожития» в развитых странах, — стратегическая цель, к которой следует стремиться. Но ведь сама по себе пенсионная система — лишь часть экономики и социально-политической сферы, и без достоверного прогноза о том, что случится с десятками миллионов «недопенсионеров», от реформы может быть больше вреда, чем пользы. Экономическая дискуссия по этому вопросу не только не закрыта — она и не начиналась.

«Выгоды от изъятия сверхдоходов для бизнеса больше, чем негатива», — Денис Константинов

В политическом же смысле кажется очевидной неуместность декларации ухудшения качества жизни «предпенсионеров» без внятной компенсации им понесенных убытков хотя бы в виде гарантированного улучшения социальных услуг, которые, напротив, продолжают сворачиваться и генерировать негативную политическую повестку. То, что лицом этой декларации стал национальный лидер, скорее, обесценило его ресурс, чем как-то улучшило ситуацию. Некоторые политики уже назвали это эффектом «Кровавого воскресенья» 1905 года, когда традиционная вера в «доброго царя» была поколеблена, сакральность его образа в глазах масс была развеяна.

В условиях страны-«военного лагеря», страны-«окруженной крепости» очень важно ощущение у народа справедливости в распределении тягот. Всем затянуть пояса — так всем! Когда же оказывается, что народ все более раскалывается на три сословные группы — новое номенклатурное боярство, служилых силовиков и тяглое население — это очень мало способствует формированию готовности к самопожертвованию и социальной солидарности.

Парадоксально, но вдалбливаемые в позднесоветской школе идеалы равенства и братства дали свои плоды — именно этого россиянин ожидает от своей элиты, хотя бы какого-то символического равенства. Проблема в том, что идеалы элиты лежат в другом историческом времени — отчасти в сталинском ампире, с комнатами для прислуги в прекрасных домах комсостава, отчасти — в барских усадьбах а-ля Никита Михалков, с эполетами, казаками и хрустом французской булки. И поркой крепостных по субботам в бане.

Неудивительно, что основной способ поведения массового обывателя в условиях создания Нового государства — это не энтузиазм и соучастие, а бегство. У одних — за рубеж, у большинства — в свою «внутреннюю Монголию»: семью, огород, гараж, малое дело, профессию. Это традиционный для русского человека способ решения проблем, создаваемых внешним миром. Активное меньшинство — на улицах, пассивное большинство — на дачах. Государство это тоже устраивает, поскольку найти финансовые потоки, создаваемые населением, и обложить их — дело технически несложное, решения были апробированы в 1930-50-х и успешно себя зарекомендовали. Стабильность нашей «гибридной» системы заканчивается, впереди — точка бифуркации.