Павел Ходоровский, ЧЭМК: «В лексиконе молодежи нет слов «завод» и «шахта»

О производственных планах, экологической повестке и социальной политике одного из крупнейших и старейших промышленных предприятий Челябинска, а также об острейшем кадровом голоде, который грозит привести к коллапсу всю тяжелую промышленность страны, в интервью CHEL.DK.RU рассказал Павел Ходоровский, генеральный директор Челябинского электрометаллургического комбината.

О пандемии и разделе собственности

Распад бизнес-империи Александра Аристова и Юрия Антипова стал эпохальным событием в деловой жизни Южного Урала в 2020 г. Весь металлургический дивизион — крупнейший в стране производитель ферросплавов, «Урало-Сибирская металлургическая компания» (куда входит и ЧЭМК) — отошел Юрию Антипову и его семье. Агрохолдинг «Ариант» преобразован в группу компаний, которая аккумулировала производство мяса, виноградарство и виноделие, а управление перешло к зятю и дочери Александра Аристова — Александру и Елене Кретовой.

Павел Яковлевич, наверное, невозможно обойти в разговоре тему пандемии, которая оказалась настоящим «черным лебедем» для мировой экономики, для промышленного сектора. Расскажите, как предприятие прошло это непростое время?

— Да, все пострадали в той или иной степени. На заводе первая волна эпидемии была не слишком заметной, хотя меня, к слову, всё равно зацепила, а вот вторая волна коснулась чуть ли не половины, переболели все: от рабочих до топ-менеджмента. Самые сильные трудности возникли на Полярном Урале, где был объявлен жесткий карантин из-за высокой заболеваемости, вахтовые поселки были фактически заперты, но на производстве хромруды это не отразилось.

Если же говорить о последствиях пандемии в глобальном плане, то в мировой экономике произошло резкое падение цен на металлы из-за сокращения спроса. На этом фоне у предприятий группы резко снизилась рентабельность и доходность: падение довольно резкое, но при сохранении тех же объемов производства. Сейчас всё постепенно восстанавливается, мировые цены на металл пошли в рост.

Так что, несмотря на не самую благоприятную конъюнктуру, постарались сохранить занятость людей, так что пандемийный год проскочили, я считаю, достаточно удачно. Тут надо сделать ремарку, что параллельно разворачивались и другие события, связанные с корпоративным спором между собственниками ЧЭМК. Если принять во внимание эти два значимых момента, то очевидно, что год выдался тяжелейший.

На предприятии раздел собственности каким-то образом отразился?

— Нет. Собственники принимают стратегические решения по дальнейшему развитию, а менеджмент и производство претворяют их в жизнь, загружены текущей деятельностью.

Что происходило? Второй собственник обратился в правоохранительные органы, проходили тут всяческие проверки, выемки документов… Но это моральное давление, которое призвано было оказать некое воздействие на менеджмент, а на производстве это никоим образом не сказалось.

Производство ЧЭМК в значительной степени ориентировано на экспорт. У многих предприятий металлургического комплекса вызывает большие опасения ситуация, связанная с резким повышением пошлин. Вы разделяете эту обеспокоенность?

— Безусловно. Повышение пошлин стало настоящим шоком, большим ударом для всей отрасли. Доходность по ферросплавам — далеко не заоблачная, и, если еще и пошлины взвинтить, бизнесу вообще ничего не останется. А между тем требуются огромные инвестиции в горнорудную базу. Группа ЧЭМК владеет национальными запасами хромовых руд. Необходимо модернизировать шахты, реконструировать обогатительные фабрики, осваивать новые месторождения. Это всё подразумевает многомиллиардные вложения. Не говоря уже о том, что необходимо вкладываться в социальную сферу: строить школы, детские садики, многоквартирные дома, чтобы привлечь людей на освоение месторождений. Разумные доводы металлургов были услышаны в правительстве: буквально на днях было принято решение о пересмотре размера пошлин на ряд ферросплавов с 15% до 5%. И это, конечно, хоть какое-то подспорье для металлургического сектора. Но сейчас обсуждается возможное повышение налога на добычу полезных ископаемых. Если снизить пошлину на феррохром, одновременно повысив налог на добычу хромовой руды — в чём смысл? Будем действовать дальше. Государство, получается, с одной стороны, говорит о необходимости развития национальной сырьевой базы, перекладывая при этом все затраты на бизнес — и мы готовы изыскать средства: взять кредиты, перенаправить из прибыли, чтобы обеспечить производство собственной рудой, — а с другой стороны, ставит во главу угла наполнение бюджета.

Я, конечно, рассуждаю о ситуации с позиции руководителя предприятия, которое старается не уронить объем производства, сохранить штат сотрудников и при этом заработать какую-то прибыль, чтобы направить ее на инвестпроекты. Руда должна поставляться на производство по мировым ценам. А если добыча в конечном счете оказывается невыгодой с экономической точки зрения, то напрашивается логический вывод: зачем разрабатывать месторождения, когда можно подписать контракт и кораблями доставлять руду из-за границы.

С обывательской точки зрения — не самый плохой вариант, если деньги те же самые, а проблем меньше. Разве нет?

— А я вам так отвечу: марганцевую руду для получения сплавов и так уже возят пароходами из-за океана. Каждый год по 700 тысяч тонн. Плавим сейчас только на импортной руде. Но ведь раньше-то марганцевую руду добывали буквально под боком, в Казахстане. А потом продали производство швейцарской фирме и всё закрыли. А у нас — контракты со всеми крупнейшими металлургическим комбинатами страны по обеспечению марганцевыми сплавами. Куда было деваться? Подписали долгосрочный контракт с иностранцами. И пока всё нормально и рентабельно. Однако во время пандемии была большая тревога: южноафриканское правительство пыталось закрыть рудники, ввести мораторий на вывоз руд. Так что был риск сорвать поставки, выручило то, что мы всегда держим значительный запас на складах.

В прошлом году возникла непростая ситуация в поселке Магнитка, где ЧЭМК намеревался закрыть дочернее предприятие, которое является градообразующим. Как сегодня там обстоят дела?

— Как и оговаривалось, на летний сезон производство было запущено в частичном объеме. Большинству рабочих мы предложили перевестись на другие предприятия группы. Напряжения социального сейчас там нет.

Я вообще считаю, что ситуация была искусственно раздута недоброжелателями, которые, движимые политическими амбициями, стремились не разобраться в реальной ситуации и прийти к разумному компромиссу, а только людей нервировали. Усугубляли и без того негативные настроения, чтобы принудить ЧЭМК выплачивать работникам пятикратную, десятикратную зарплату при увольнении. Советовали мне брать пример с Рокфеллера. Ну что тут скажешь? Есть люди, которые что-то производят, создают национальный продукт, а есть другие, делать это не желающие.

Расположение активов — предприятия в трех городах, месторождения, порт во Владивостоке — не тормозит развитие группы?

— Такая география сложилась исторически. Расположение предприятий, при котором они, может быть, с первого взгляда и кажутся удаленными друг от друга, продиктовано на самом деле логикой развития промышленной группы. Когда у группы появились активы в Кемеровской области, появление порта стала следующим логичным шагом: дотянуться до Юго-Восточной Азии, имея договора с портами только на Балтике и в Черном море, сложно.

Над цехами небо чистое

К реализации долгосрочной экологической программы стоимостью свыше 6 млрд руб., в основу которой заложена коренная модернизация газоочистных комплексов плавильных цехов, ЧЭМК приступил еще в 2000 г. Сегодня все плавильные печи оборудованы либо высокоэффективными рукавными фильтрами, либо мощными электрофильтрами, поэтому, как утверждает Павел Ходоровский, тянущийся за ЧЭМК шлейф главного загрязнителя Челябинска — не более чем миф. Как указано на корпоративном сайте, с 2009 г. комбинат работает без превышения нормативов предельно допустимых выбросов загрязняющих веществ в атмосферу.

ЧЭМК называют одним из основных загрязнителей в Челябинске. Это действительно так?

— Это тот имидж, который нам достался, к сожалению, в наследство от губернатора Юревича. Большая часть из того, что создано вокруг мифа о ЧЭМК как о главном загрязнителе в Челябинске, — полнейшая ложь и профанация. Скажу больше: по уровню систем по очистке воздуха равным ЧЭМК сегодня попросту нет. Ферросплавных заводов в России осталось не так много, хватит пальцев одной руки: когда Союз распался, что-то осталось на территории Украины, что-то — в Казахстане. И флагманом среди ферросплавных заводов по очистке воздушного бассейна является именно ЧЭМК.

С 2003 года за счет передовых, инновационных зарубежных технологий на заводе создана уникальная система газоочистки — я уже тысячу раз об этом рассказывал, до мозолей на языке. На сегодняшний день осталось только построить и запустить газоочистку на электродном производстве. По двустороннему соглашению с губернатором она должна быть запущена до конца следующего года, и мы идем в графике. Уже готов базовый проект, который сейчас проходит экологическую экспертизу. А по ферросплавному производству — небо чистое над цехами. Три мощнейших газоочистных комплекса, которые по габаритам значительно больше самих плавильных цехов. Поэтому эту тему я даже обсуждать не хочу.

А как же слухи о том, что завод выключает фильтры по ночам и в выходные, как утверждают экоактивисты? Это правда?

— Если отключить газоочистку, прекратится подача электроэнергии в печи, всё производство остановится. Плавильные печи составляют единое целое с газоочисткой, замкнутую систему. Так что всё это — просто досужие разговоры. На самом деле главный упор в экологической ситуации не на выбросах – там давно все вопросы решены – а на вторичном использовании переработанного сырья. И тут принимаются совершенно беспрецедентные решения.

То место, которое в народе называется шлаковым отвалом ЧЭМК, представляет собой запасы вторичного сырья, которое мы на сегодняшний день успешно используем в производстве.

Усовершенствованные технологии позволяют извлекать из шлака металл, от продажи которого, к слову, мы за несколько лет уплатили в региональный бюджет несколько десятков миллионов рублей в виде налогов. Кроме того, из шлака можно получать строительный щебень. И сейчас мы планируем построить асфальтовый завод, чтобы городу давать асфальт фактически без наценки. Там запасов много, миллионы тонн. Это рекультивант, который годится в том числе и для засыпки брошенных песчаных карьеров, которых немало в окрестностях Челябинска. То, что уже нельзя переработать, будем разравнивать и засаживать ковром зеленых насаждений. Сейчас ищем неприхотливые растения, которые хорошо приживаются на пескообразной породе.

Кадровый голод может привести к национальному коллапсу

ЧЭМК — одно из немногих предприятий, сохранивших с советских времен социальную инфраструктуру. На балансе комбината есть дворец спорта, плавательный бассейн и детский летний спортивно-оздоровительный лагерь «Акакуль».

Сегодня многие промышленные предприятия сталкиваются с кадровым голодом: не хватает специалистов со средним профессиональным образованием. Эта проблема актуальна для ЧЭМК?

— Тяжелейший вопрос. Тяжелейший. Который, честно скажу, до конца даже не знаем, как решать. Предпринимаются, конечно, определенные шаги: так, уже не первый год на предприятии создан свой учебный центр, проводим подготовку специалистов по «дефицитным» специальностям буквально с нуля. Обращаемся в близлежащие районы, встречаемся с главами поселений, проводим агитацию. Вот, запустили уже собственный автобус. И еще пять автобусов закупаем. Но это всё равно не решает проблему кадрового голода в полной мере.

И вот этот вопрос, как мне кажется, по своей важности не сравнится ни с экологией, ни с модернизацией производства, ни с горной добычей. Потому что всюду нужны люди. А людей нет. И здесь я вообще предвижу в ближайшем будущем общенациональный коллапс. Может быть, на каких-то производствах, где все ходят в белых халатах, эта проблема так остро не ощущается, а в металлургии, особенно в ферросплавном производстве, ситуация просто катастрофическая.

Рабочие процессы невозможно автоматизировать?

— Поверьте: всё, что только можно автоматизировать, уже давно автоматизировано. И, конечно, если сравнивать производство с тем, что было еще пятьдесят, тридцать лет назад, — разница колоссальная, просто небо и земля. Но суть-то та же: там, где плавится руда, — жара, постоянный гул, шум… Никуда от этого не деться. Если раньше ПТУ выпускали средний и низший персонал: плавильщиков, шихтовщиков, машинистов мостовых кранов, электриков и слесарей, которые обслуживали плавильные цеха, то теперь таких специалистов днем с огнем не найти. Да и на вузы надежды нет: выходят люди с дипломом металлурга-инженера, а сами при этом ни дня не проработали на заводе, в глаза не видели реального производства — что в таком случае стоит их диплом?

Эта проблема остро стоит только в больших городах, где уже изменился уклад жизни?

— Если бы. На горнорудных предприятиях — та же проблема. У нас в Пермском крае есть Сарановская шахта. Запасы хромовой руды — уникальные, десятки миллионов тонн. От поставок руды оттуда зависит работа Серовского завода ферросплавов и частично самого ЧЭМК. Поселок Сараны — около тысячи человек, из них половина — потомственные шахтеры, потому что шахта постройки еще тридцатых годов прошлого века, хотя мы ее в последние годы, конечно, серьезно модернизировали, построили рядом обогатительную фабрику. А рядом находится огромное Южносарановское месторождение, которое мы со следующего года должны начать разрабатывать. Лицензия получена, всё готово. Но ни шахтеров, ни проходчиков, ни ремонтного персонала — никого не найти. При содействии местных властей разработали большую социальную программу: будем строить в поселке школу, детский сад, трехэтажные дома, уже пустили автобус до ближайшего города — Горнозаводска. Потому что люди уходят из поселка на золотодобывающие, нефтяные компании, где заработная плата выше и не надо ползать по штольне, по-стахановски добывая хромовую руду.

Дело только в уровне зарплат? Или мышление меняется?

— Мир изменился. У нового поколения другие понятия о жизни.

Это не люди завода?

— Да, даже те, которым уже по тридцать, не говоря уже о более молодых, не выговаривают само слово «завод» или «шахта». Нет этих слов в их привычном лексиконе. Они привыкли целый день сидеть в компьютере, смартфоне, и самый очевидный способ заработка в их глазах — купи-продай.

Где агитация, где пропаганда рабочих профессий, людей труда? Вот вы когда-нибудь бывали в цеху горячего проката? А ведь это картина очень яркая и впечатляющая, запоминающаяся на всю жизнь. Но у нового поколения увидеть ее шансов практически нет: в рекламном ролике по телевизору точно не покажут.

Недавно при содействии ЧЭМК в Челябинске открылся большой спортивный центр подготовки по дзюдо. Расскажите об этом?

— Это идея исключительно собственника, он горит энтузиазмом и уже на протяжении многих лет энергично развитием этого направления занимается. Одну школу дзюдо мы запустили на ул. Кузнецова, а вторую строим и запускаем около бассейна «Электрометаллург». Это историческое название бассейна «Планета Ариант», которое к нему вернулось и, надеюсь, скоро снова станет привычным. Это огромный спорткомплекс, с панорамными окнами с видом на реку Миасс, с современным оборудованием: тренажеры и татами, которые уже закуплены и ждут своего часа. Я считаю, что это эпохальное событие для города. Собственник как талантливый коммерсант прекрасно понимает, что без серьезных вложений, без технического обеспечения на самом высоком уровне результата никакого не будет.

В прошлом году озвучивались планы предприятия по благоустройству набережной вдоль улицы Российской. Их пришлось отложить?

— Знаете, нельзя объять необъятное. От взятых обязательств никто не отказывается, просто перенесли на следующий год, чтобы сосредоточиться на школе дзюдо. Набережная, безусловно, городу, челябинцам, нужна, но давайте сначала построим большой красивый спортивный центр для детей, который станет своеобразным магнитом, точкой притяжения.

Павел Яковлевич, вы руководите ЧЭМК на протяжении двадцати лет. Что вас мотивирует каждое утро просыпаться, идти на службу? Ну вот если начистоту — не надоело?

— У меня один выходной — воскресенье. И я заметил, что обычно просыпаюсь в этот день с плохим настроением, потому что вообще не представляю, чем себя до вечера занять. И думаю: как бы на завод вырваться, хотя бы часика на два-три? Понимаете, это уже даже не работа, а просто образ жизни. Как будто на генетическом уровне организм перерождается. Я вот недавно серьезно переболел, и как только чуть-чуть полегчало, просто маялся от безделья — впечатление такое, что я из жизни выброшен.

Это только кажется, что дни сливаются в череду: на самом деле на заводе ни один день на другой не похож. Зато здесь ты чувствуешь себя по-настоящему востребованным, и даже вопроса, как себя мотивировать, не возникает. Вот эта движуха даже болезни отодвигает на задний план: допустим, чувствую, что обостряется застарелый недуг, но стоит только зайти в кабинет и заняться повседневными делами, как через два-три часа ловишь себя на мысли, что ничего уже и не болит, чувствуешь себя прекрасно, бодрым и свежим. Если вы меня спросите, на какой возраст я себя ощущаю за день до семидесятилетия, то отвечу: примерно на сорок пять. И знаете, что я собираюсь делать в ближайшие двадцать лет? Каждое утро приходить вот в этот кабинет. Если не выгонят (Смеется. — Прим. ред.).

Насколько мне известно, вы из трудовой династии, на ЧЭМК долгое время трудился и ваш отец, был начальником цеха. Вы бывали здесь в детстве, помните свое первое впечатление от завода?

— Да, впервые я тут побывал классе в пятом, наверное. Но привел не отец, мы пришли со школьной экскурсией в цех. Я, по большому счету, никогда не планировал связать жизнь с ЧЭМК. По совету отца закончил металлургический факультет по специальности металлопрокатка: он говорил, что прокатчики — это элита черной металлургии. Сам он признавался, что свою трудовую книжку как в 1948 году сдал в отдел кадров на ЧЭМК, так с тех пор и не держал в руках. А получил ее уже я, после его смерти в 1995 году. Я работал во Всесоюзном центре патентных услуг начальником металлургического отдела. А потом получил предложение пойти работать на ЧЭМК: «Здесь сейчас всё меняется, начинается внешняя торговля. Завод известный, фамилию твою тут все знают». И знаете — я пришел и сразу как-то вписался, как будто действительно тут мое место всегда и было. Так что, наверное, судьба распорядилась.